Она наклонилась еще ниже и нежно слизнула красную каплю, уже готовую скатиться и испачкать чулок.
Недалеко от нас, с дорожки, проходившей между зарослями туи, послышались голоса. Клэр подняла голову и посмотрела на подругу невинными глазами, полными нежности. Женщины обменялись долгой улыбкой.
Погода была прекрасная. Золотистые волосы маленькой Энн блестели на солнце. Умиротворенным голосом, которого я никогда прежде не слышал, Клэр произнесла:
— Можешь опустить платье.
Чаепитие и то, что последовало за ним
Мы отправились выпить чаю в павильоне парка. Клэр была радостна и болтала как ребенок. Даже Энн говорила охотно и доверчиво. Теперь я убедился, что она нисколько не глупа.
Впрочем, мы говорили лишь о пустяках: садоводстве, искусстве, литературе. Клэр потребовала от меня рассказать последние подробности недавней литературной фальсификации — она слышала, как я накануне вечером говорил об этом в гостях. Обе женщины очень позабавились.
Однако мало-помалу эта легкость исчезла. В разговоре все чаще повисали паузы. На лице Клэр снова появилось замкнутое выражение, как и в начале нашей прогулки. Ее черты, правильные и отстраненно-застывшие, наводили на мысль о поверженной богине. Я увидел, что она вновь целиком поглощена своей юной подругой, своей ученицей, своей жертвой, своим зеркалом. И Энн тоже возвращалась к своей привычной роли предмета вожделения.
Мы допили чай. Когда Энн расправляла складки платья, Клэр внезапно спросила ее:
— Роза все еще на месте?
Энн утвердительно кивнула.
— Когда ты садишься, — продолжала Клэр, — лепестки попадают между бедер и сминаются?
Энн снова кивнула.
— Тогда раздвинь пошире ноги, чтобы цветок свисал свободно и не мялся… Слышишь?
Энн, торс которой по-прежнему оставался неподвижным, а глаза не отрывались от пустой чашки, молча исполнила приказ и снова расправила складки юбки на животе и коленях. Клэр продолжала:
— Сейчас ты чувствуешь лепестки между бедер?
Энн кивнула.
— Тебе приятно?
На сей раз девушка покраснела.
— Ну так что? Ты не можешь ответить?
— Да… приятно, — откликнулась Энн.
Но ее шепот был едва слышен. Клэр пригрозила, что заставит ее, если она не будет отвечать более разборчиво, выставить напоказ и свои грудки. И, повернувшись ко мне, добавила:
— Это очень легко будет сделать, потому что ее сборчатое декольте держится всего лишь на резинке… а под ним ничего нет…
Сопровождая свои слова жестом, Клэр протянула руку к груди подруги и оттянула вырез платья на несколько сантиметров вниз, обнажая округлое плечо, складку подмышки и половину груди. Но стягивать его дальше, так, чтобы обнажился и сосок, не стала. Однако можно было заметить более нежную, светлую и интимную плоть, мягко округленную, которая, казалось, взывала к новым мучениям. Выше виднелся след от резинки — розоватая линия неравномерных отпечатков на коже.
— На нас смотрят, — сказал я. — Не стоит заходить дальше. Досадно.
— Тогда уйдем отсюда! — с раздражением в голосе ответила Клэр.
Мы все трое одновременно поднялись. Энн, поправив корсаж, подошла к Клэр и что-то прошептала ей на ухо. На лице Клэр появилась злорадная усмешка — очевидно, оттого, что у нее возникла новая возможность для издевательств — и она воскликнула:
— Нет, ты не будешь сейчас это делать. Я не собираюсь тебя ждать! Не нужно было пить столько чая!
Энн последовала за нами, опустив голову. Я без труда догадался, что она хотела пойти в туалет, но не получила разрешения.
Но я пока не знал, куда Клэр собирается идти. Она неторопливо провела нас по парку, заставляя восхищаться то цветником, то искусно подстриженным кустом, то красиво окаймленной аллеей.
Наконец мы оказались в менее ухоженной части парка, где не было ни клумб, ни цветочных арок. Высокие деревья усыпали густым слоем опавших листьев редкую пожухлую траву. Полузаброшенное место никого не привлекало, особенно в этот час, когда солнце уже начинало клониться к закату и тени деревьев удлинились. Я понял, что Клэр искала тихое местечко, как можно более удаленное от обычных прогулочных маршрутов.
Она действительно вскоре остановилась и указала нам на бурый ковер из опавших листьев и веток под огромным буком с раскидистой кроной. Нижние ветки почти касались травы, но возле самого ствола оставалось свободное пространство, куда можно было пройти, лишь согнувшись в три погибели.
— Вот прекрасное место, — сказала Клэр, — не правда ли?
Она провела нас под дерево. Здесь можно было стоять в полный рост в окружении довольно густых веток.
— Смотря для чего, — ответил я.
— Для этой девочки, разумеется: она ведь искала туалет!
Энн слабо запротестовала:
— Да нет же… уверяю вас… мне не нужно… — И она попыталась вывести нас к аллее.
— В таком случае, — сказала Клэр, — позволь узнать, зачем же ты недавно солгала? Ну? Я-то уж думала, ты хочешь устроить нам маленькое представление.
— Нет… уверяю вас… я ошиблась…
Клэр велела девушке приблизиться и, уперев кулак ей под подбородок, заставила поднять глаза.
— Давай же, глупышка, не ломайся. Ты ведь знаешь, что это бесполезно. — И затем, более суровым тоном, спокойным, но не терпящим возражений: — Сейчас же это сделай, не то получишь пощечину!
Энн тут же согнула колени, аккуратно расправила вокруг себя платье и присела на корточки перед Клэр. Та протянула правую руку, чтобы погладить ее зардевшееся личико. Потом заставила подругу запрокинуть голову, надавив на нее рукой; теперь ее прикосновения к щекам, векам и губам были более долгими. Вновь смягчившимся тоном она сказала:
— Встань на колени: такая поза более красива.
Девушка встала на колени и обеими руками собрала широкие складки юбки перед собой, чтобы они не касались бедер. Сзади из-под платья выступали каблуки ее туфель.
— Ну что ж, — сказала Клэр с улыбкой, в которой промелькнуло легкое отвращение, — девочке нужно сделать пи-пи?
Кончиками пальцев она разжала зубы Энн и принялась пощипывать ее губы.
— Раздвинь ноги пошире!
Энн раздвинула колени еще больше, и ее туфельки вовсе исчезли под складками платья.
— Вот так, хорошо. Наклонись чуть вперед.
Клэр наклонилась и опустила голову. Под белокурыми локонами, падавшими ей на лицо, пальцы Клэр продолжали играть с ее полуоткрытыми губами.
— Вот так ты очень мила, — сказала она. Но в следующий миг, потеряв терпение, резко воскликнула: — Ну так ты будешь писать, сучка?
