Тунгата прикинул шансы на то, что именно Баллантайн вел отряд спецназа.
Агенты ЗИПРА подтвердили, что полковник останавливался в отеле. Женщина назвала себя Баллантайн. Спецназовцы были ближайшим подразделением сил безопасности в округе и наверняка первыми прибыли на место крушения — и возглавил их, конечно же, сам Баллантайн.
Получается, что шансы на успех задуманной операции довольно высоки.
Первое подтверждение того, что преследователи шли по пятам, пришло около четырех часов дня — с южного берега раздалась короткая автоматная очередь. В тот момент партизаны только что закончили переправу и лежали ничком, тяжело дыша, точно загнанные гончие. Тунгата похолодел, осознав, насколько близко подобрались преследователи, несмотря на то что партизаны опережали погоню на несколько часов и бежали изо всех сил. Если бы родезийцы появились на двадцать минут раньше, то застигли бы беглецов на минном поле — и Тунгата не питал иллюзий по поводу исхода схватки. Хотя он отобрал лучших людей среди бойцов ЗИПРА, до уровня спецназовцев им было далеко. На южном берегу партизаны не имели никаких шансов выжить, зато на северном получали значительное преимущество. Тунгата потратил десять дней на подготовку западни — при активном содействии замбийских вооруженных сил и полиции.
Радиопередатчик снова затрещал. Тунгата ответил на вызов.
Наблюдатель говорил тихо, словно боялся, что его слова услышат преследователи на другом берегу.
— Они не пытаются перейти реку — или ждут темноты, или вообще не придут.
— Нужно заставить их прийти! — прошептал Тунгата и сказал в микрофон: — Запустите сигнальную ракету!
— Оставайтесь на связи! — ответил наблюдатель.
Опустив микрофон, Тунгата выжидательно посмотрел в фиолетово-розовое вечернее небо.
Он шел на риск, но вся операция была рискованна — с того самого момента, как отряд партизан переправился через Замбези, захватив с собой ПЗРК.
Ракета взмыла в закатное зарево и в пятистах футах над землей взорвалась красным огненным шаром. Наблюдая за ее падением, Тунгата с такой силой стиснул в руке микрофон, что ногти вонзились в ладонь.
Выпущенная возле самой реки ракета либо заставит родезийцев прекратить погоню, либо, как надеялся Тунгата, близость добычи привлечет преследователей, как привлекает кошку все, что движется.
Тунгата ждал. Секунды тянулись невыносимо медленно.
Неужели приманка не сработала?
От этой мысли похолодело в груди и в душу закралось отчаяние.
В передатчике опять затрещало.
— Идут! — сдавленно сообщил наблюдатель.
Тунгата поспешно схватился за микрофон:
— Всем подразделениям. Не стрелять. Говорит комиссар Тунгата. Повторяю, не стрелять.
Он замолчал, охваченный облегчением и ужасом одновременно: как бы у кого из партизан в последний момент не сдали нервы. Западню окружали шестьсот человек — отряд канка следовало подавить численным превосходством. Тунгата собственными глазами видел, на что способен родезийский спецназ, и понимал, что на успех можно рассчитывать только при соотношении сил двадцать к одному, не меньше.
Набрать необходимое число партизан удалось, однако не все бойцы отличались стойкостью: среди них наверняка были малодушные, подверженные воздействию мистической ауры благоговейного ужаса, окружавшей легендарный отряд Баллантайна.
— Всем командирам подразделений, — повторял Тунгата, — не стрелять! Говорит комиссар Тунгата. Не стрелять!
Он опустил микрофон и в последний раз внимательно осмотрел подготовленную ловушку.
Река лежала в миле к югу — ее берег угадывался по зарослям более высоких деревьев: на фоне закатного неба виднелись силуэты изогнутых стволов золотистого фикуса, возвышались родезийские тики с обвитыми лианами ветками, а над ними — кроны изящных бутылочных пальм с остроконечными листьями. Сквозь такую чащу разглядеть реку было невозможно.
Лес внезапно обрывался на краю широкой прогалины: в сезон дождей, когда река Замбези выходит из берегов, лужайка посреди леса превращалась в мелкую заводь, заросшую водяными лилиями и тростником. Но теперь вода давно высохла, тростник пожелтел, лег на землю и уже не мог служить укрытием ни дичи, ни охотнику.
В течение десяти дней по краю поймы стоял лагерем огромный отряд, занятый сооружением окопов и позиций для минометов, и Тунгата очень старался, чтобы его люди ни в коем случае не выходили на илистое дно впадины: достаточно одному человеку наследить, и родезийцы заподозрят неладное. Котловину удалось сохранить в неприкосновенности: в грязи виднелись лишь отпечатки буйволов, водяных козлов пуку и оставленные три часа назад следы девяти человек — тех самых, которые шли от места крушения «вискаунта». Следы выходили из прибрежных зарослей и пересекали центр прогалины, ведя к поросшему лесом пригорку.
Радио загудело.
— Они добрались до середины реки, — прошептал наблюдатель.
Тунгата представил ряд темных голов над розовой от заката водой — словно ожерелье на бархатном корсаже.
— Сколько их? — спросил Тунгата.
— Двенадцать.
Тунгата расстроился: всего двенадцать? Он надеялся на большее. Помешкав мгновение, он спросил:
— С ними есть белый офицер?
«Баллантайн! — подумал Тунгата. — Наверняка это сам великий шакал».
— Они переправились, вошли в лес. Мы потеряли их из виду, — доложил наблюдатель.
Теперь вопрос в том, рискнут ли родезийцы пройти по открытой прогалине.
Тунгата навел бинокль на прибрежные заросли. Особым образом отшлифованные линзы со специальным покрытием усиливали каждый лучик света, но деревья и кусты под ними уже становились плохо различимы: солнце зашло, последние краски заката гасли, и в ночном небе загорались первые звезды.
— Они все еще в лесу, — раздался из динамика другой, более низкий и грубый голос наблюдателя на южной окраине поляны.
— Костер! — тихо приказал Тунгата в микрофон.
Через пару секунд на дальнем от реки краю прогалины между деревьями засветился желтый огонек. В бинокль Тунгата увидел, как перед костром прошел человек, создавая превосходную иллюзию мирного лагеря, где отдыхают измотанные бегством, ничего не подозревающие партизаны, которые почувствовали себя в безопасности и решили приготовить ужин.
Не слишком ли очевидна приманка? Не слишком ли он положился на слепую ярость преследователей?
Сомнения Тунгаты разрешились почти мгновенно.
— Они вышли из леса на поляну, — сказал хриплый голос из динамика.
Уже стемнело настолько, что на противоположном краю поляны ничего нельзя было различить даже в бинокль, и приходилось полагаться на донесения наблюдателей. Тунгата следил за секундной стрелкой на светящемся циферблате наручных часов. Поляна тянулась на полтора километра — на полной скорости родезийцы могут пересечь ее минуты за четыре.
