Долина представляла собой округлую чашу около мили в диаметре, со всех сторон огражденную высокими скалами. В центре стоял крохотный поселок из крытых травой хижин.
Танасе вслед за Базо вышла из потайного прохода и встала рядом с мужем. Они посмотрели не на поселок, а на противоположную сторону долины: в основании скалы широкое отверстие кривилось, словно беззубый рот. Танасе и Базо долго молчали, разглядывая его: при виде священной пещеры на них нахлынули воспоминания. Именно в этой пещере Танасе прошла жуткие обряды инициации и посвящения, превратившись в Умлимо. Затем на каменном полу той же пещеры она подверглась жестокому насилию, лишившись дара пророчицы и став обычной женщиной.
Теперь на место духовного главы племени матабеле пришла другая: дар Умлимо не может умереть, он переходит от одного посвященного к другому — так повелось с незапамятных времен, когда древние построили Великое Зимбабве, от которого остались одни развалины.
— Готова? — спросил наконец Базо.
— Да, господин, — ответила она.
Они зашагали к поселку, но на полпути их встретила странная процессия — некоторые существа почти потеряли человеческий облик, ползая на четвереньках, повизгивая и тявкая, как животные. Здесь были древние сморщенные старухи с отвисшими до пупка высохшими титьками и прелестные девочки с едва набухшими бутончиками грудей и пустыми неулыбчивыми лицами; старики с изуродованными конечностями тащились в пыли, рядом семенили худощавые мускулистые юноши, безумно закатывая глаза. Их всех украшали тошнотворные принадлежности ремесла колдунов: мочевые пузыри львов и крокодилов, шкуры птиц и змей, черепа и зубы людей, обезьян и зверей.
С прыжками, мяуканьем и ухмылками толпа окружила пришельцев — у Базо побежали по коже мурашки ненависти, и он посадил сына себе на плечо, подальше от цепких рук.
Танасе и глазом не моргнула: это сборище безумцев когда-то составляло ее свиту. Она безучастно стояла, позволив какой-то жуткой ведьме подползти к ногам, истекая слюной и захлебываясь пеной. Приплясывая и напевая, охранники Умлимо отвели путников в поселок и незаметно исчезли, разойдясь по хижинам.
Однако пришельцы не остались в одиночестве. Посреди поселка стоял сетенги, навес из белых стволов мопани с крышей из сухой травы. В тени сетенги на низких резных табуретах сидели в ожидании мужчины, совсем непохожие на странное сборище, которое встретило путников на дороге. Излишне жирные или тощие и сутулые — все они излучали почти осязаемую властность и достоинство. У одних волосы давно побелели, на изборожденных морщинами лицах седые бороды завивались колечками, другие были в расцвете сил, но у каждого голову охватывал простой черный обруч индуны.
В тайной долине Умлимо собрались выжившие предводители народа матабеле. Они когда-то возглавляли боевые отряды, воины которых охватывали врага в кольцо «рогов» и разбивали о «грудь быка». Самые старые еще помнили поход на юг и вынужденное отступление под ударами всадников-буров: в молодости эти старики воевали под началом самого великого Мзиликази и до сих пор с гордостью носили коровьи хвосты, полученные от него в знак признания воинских заслуг. Все они присутствовали на военных советах короля Лобенгулы, сына великого Мзиликази, и видели, как в тот роковой день в Холмах вождей перед собравшимся войском король повернулся на восток, откуда шли в Матабелеленд фургоны с белыми солдатами. Все присутствующие кричали «Байете!», когда громадный Лобенгула с изуродованными подагрой ногами дерзко бросил церемониальное копье в сторону захватчиков, пока невидимых за горизонтом.
Именно эти вожди провели свои отряды перед королем, распевая боевые гимны и восхваляя Черного быка матабеле. Они в последний раз отдали ему честь, а затем пошли туда, где за оградой лагеря белых, позади фургонов и загородок из колючего кустарника, ждали пулеметы «максим».
В центре почетного собрания сидели трое последних выживших сыновей Мзиликази — самые высокородные и почитаемые из всех вождей. Место слева занимал Сомабула — самый старший вождь, победитель в сотне жестоких битв, в честь него назвали великолепные леса Сомабулы. Справа был мудрый и храбрый Бабиаан, грудь и плечи которого украшали почетные шрамы. Однако не они, а сидевший между ними человек поднялся с покрытого искусной резьбой табурета из черного дерева и пошел навстречу путникам.
— Ганданг, отец мой, я вижу тебя, и мое сердце поет! — воскликнул Базо.
— Я вижу тебя, сын мой! — От радости привлекательное лицо Ганданга еще больше расцвело.
Базо встал перед ним на колени. Отец положил руку на голову сына жестом благословения и помог ему встать.
— Базо — почтительно приветствовала вождя Танасе, хлопнув в ладоши перед лицом.
Ганданг кивнул, и она тихонько исчезла в ближайшей хижине, где за тонкой тростниковой перегородкой могла слышать все, что говорят вожди.
Женщине не подобало присутствовать на совете племени. Во времена королей ослушницу, осмелившуюся приблизиться к месту проведения индаба, закололи бы копьем. Однако Танасе когда-то была Умлимо и до сих пор говорила от имени избранной. Кроме того, времена изменились: короли умерли, и с их уходом стали исчезать старые традиции, а Танасе обладала влиянием, с которым могла сравниться лишь власть высших индун. Тем не менее она удалилась в хижину, чтобы соблюсти приличия.
Ганданг хлопнул в ладоши, и рабы принесли Базо табурет и кувшин пива. Освежившись хорошим глотком густого пузырящегося напитка, Базо приветствовал собравшихся вождей в строгом порядке старшинства, начиная с Сомабулы, и с невольной скорбью думал, что многих уже нет — осталось всего двадцать шесть индун.
— Камуза, брат мой, — обратился он к двадцать шестому, самому младшему, вождю. — Мой дорогой друг, я вижу тебя!
И тут Базо сделал нечто невиданное: поднявшись с табурета, посмотрел поверх голов и продолжил церемонию приветствия.
— Привет тебе, храбрец Манонда! — закричал он. — Я вижу тебя висящим на ветке: ты наложил на себя руки и предпочел смерть участи раба!
Охваченные суеверным трепетом, вожди обернулись, проследив взгляд Базо.
— Ты ли это, Нтабене? При жизни тебя называли Горой, и, подобно горе, ты рухнул на берегах Шангани. Привет тебе, дух храбреца!
Теперь вожди поняли намерения Базо: он продолжал выкрикивать имена доблестных мертвецов, и индуны присоединились к его приветствиям глухим хором.
— Сакубона, Нтабене!
— Я вижу тебя, Тамбо! Воды Бембези покраснели, окрашенные твоей кровью!
— Сакубона, Тамбо! — хором подхватили принцы рода Кумало.
Базо сбросил накидку и принялся танцевать, ритмично покачиваясь.
От выступившего пота кожа заблестела, шрамы от пуль горели, точно темные бриллианты. Выкрикивая имя каждого погибшего индуны, Базо подтягивал правое колено к груди и с силой ударял босой ступней по твердой земле, а вожди эхом повторяли имя героя.
Наконец Базо опустился на табурет. В наступившем молчании чувствовалось воинственное исступление. Все головы медленно повернулись в сторону Сомабулы, самого старшего по возрасту и самого почитаемого. Старый вождь поднялся и начал рассказывать историю народа матабеле, как полагается на очень важном совете. Хотя все присутствующие слышали эту повесть бесчисленное множество раз, с самого детства, они подались вперед, внимательно слушая. В отсутствие письменности и архивов историю следовало запоминать дословно, чтобы передать детям и внукам.
