Четверо мужиков отплясывали вприсядку.
И разговаривали – хоть и с украинским акцентом, но на исконно русском языке. Можно даже сказать – на секретном языке. В более цензурном варианте это звучало бы так.
– Мать твою! – цедил сквозь зубы бодро приплясывающий бутафорский казак. – Шевелись, тля! Ритм держи, презерватив рваный!
– Пошел ты! – не переставая улыбаться, отвечал ему второй ряженый. – Не тренди, маши руками, бабло уходит!
– Танька, сука! – подхватывал третий. – Выходи!
Девушка в цветастом платье принялась плясать, давая «казакам» короткую передышку. Но все-таки успела ответить достойно и без матюков:
– Козлы, я вся взмокла, а вы яйца чешете!
Я стал выбираться из жужжащей камерами и щелкающей фотоаппаратами толпы. Рядом со мной какая-то девушка отчетливо спросила по-русски своего спутника:
– Кошмар какой… они всегда так матерятся, как ты думаешь?
Да, интересный вопрос. Всегда? Или только за рубежом? Все? Или только наши? В той наивной и странной вере, что вне России никто не знает русского?
Лучше я буду думать, что так общаются все уличные артисты.
Автобусы.
Туристы.
Пабы.
Магазины.
В сквере блуждает мим, ощупывая несуществующие стены, – грустный человек в невидимом лабиринте.
Играет на саксофоне невозмутимый негр в килте.
Я понимал, почему не спешу в «Подземелья Шотландии». Я должен вдохнуть в себя этот город. Почувствовать его – кожей, телом… кровью в венах.
Я поброжу в толпе еще немного. А потом куплю билет и пойду в комнату страха.
Аттракцион не работал. На каменных опорах моста осталась огромная зазывная вывеска. Стилизованная под «вход в древнее подземелье» двустворчатая дверь была открыта, но проем на уровне груди перетянут веревочкой. На ней висела табличка, вежливо извещающая, что аттракцион закрыт по техническим причинам.
Честно говоря, я был удивлен. Виктор погиб пять дней назад. Достаточный срок, чтобы провести любое полицейское расследование. Ночной Дозор Эдинбурга осмотрел бы все, что требуется, вообще не оповещая людей.
Но – закрыто…
Пожав плечами, я приподнял веревочку, нырнул под нее, стал спускаться по узкой темной лестнице. Металлические решетчатые ступени гулко отдавали под ногами. На пару пролетов вниз обнаружились туалеты, потом узкий коридорчик с закрытыми кассами. Горели редкие лампы, но, вероятно, не те, которые создают мрачную атмосферу для посетителей. Обычные тусклые энергосберегающие лампы.
– Есть кто живой? – позвал я по-английски и сам поразился двусмысленности своих слов. – Эй… есть кто… Иной?
Тишина.
Я прошел несколько комнат. На стенах висели портреты людей со зверскими рожами, душевно порадовавшие бы Ломброзо. Тексты в рамочках повествовали о преступниках, маньяках, людоедах, чернокнижниках. В шкафчиках – грубые муляжи отрубленных рук и ног, колбы с темными жидкостями, орудия пыток. Из интереса я посмотрел на них сквозь сумрак. Новодел – ими никого не пытали, ни малейших остаточных следов страдания.
Я зевнул.
Над головой были натянуты веревки, долженствующие изображать паутину, на них болтались тряпки, еще выше угадывался металлический потолок с неромантичными заклепками размером с блюдце. Под аттракцион приспособили сугубо утилитарное, техническое помещение.
Что-то меня тревожило…
– Есть тут кто? Кто живой, кто мертвый, все отзывайтесь! – снова позвал я. Снова не дождался ответа. Нет, что же все-таки меня смутило? Только что… какая-то неправильность… вот когда я через сумрак смотрел…
Я снова огляделся, используя сумеречное зрение.
Все верно! Вот она, несуразность!
Вокруг не было синего мха – безобидного, но неприятного паразита. Он растет на первом слое сумрака, единственный постоянный обитатель этой серой изнанки мироздания. Здесь, где люди постоянно испытывали страх, пусть даже и несерьезный, ярмарочный, синий мох должен был разрастись вовсю. Свисать с потолка мохнатыми сталактитами, устилать пол отвратительным шевелящимся ковром, разукрасить стены.
А мха нет.
Кто-то регулярно чистит помещение? Выжигает – если Светлый, или замораживает – если Темный?
Что ж, если среди сотрудников есть Иной – это мне поможет.
Словно в ответ на мои мысли послышались шаги. Торопливые – словно кто-то услышал мои крики и спешил издалека, через лабиринт гипсокартонных перегородок. Прошло еще несколько секунд, выкрашенная в черный цвет дверь, ведущая из этой комнаты в следующую, открылась.
И вошел вампир.
Ненастоящий, конечно. Обычная человеческая аура.
Ряженый.
Черный плащ, резиновые клыки во рту, бледный грим на лице. Грим качественный. Вот только с рыжими кудрявыми волосами это все сочетается плохо. Наверное, во время работы ему приходится надевать черный парик. Еще выпадала из картины пластиковая бутылочка минералки, из которой гость как раз собирался отхлебнуть.
Увидев меня, парень нахмурился. Добродушное лицо стало не то чтобы злым, но строгим, наставительным. Он потянул руку ко рту, на секунду отвернулся. Когда снова посмотрел на меня – клыков уже не было.
– Мистер?
– Вы здесь работаете? – спросил я. Мне не хотелось применять магию и ломать его волю. Всегда можно договориться просто так. По-человечески.
– Да, но аттракцион закрыт. Временно.
– Это из-за убийства? – спросил я.
Парень нахмурился. Теперь уж он точно не был настроен дружелюбно.
– Мистер, не знаю, как вас там… Это частная территория. Она закрыта для посетителей. Прошу вас, пройдемте к выходу.
Он сделал шаг ко мне и даже протянул руку, всем своим видом выражая готовность вывести меня силой.
– Вы присутствовали здесь, когда убили Виктора Прохорова? – спросил я.
– Кто вы такой, собственно говоря? – Парень насторожился.
– Я его друг. Сегодня прилетел из России.
Парень изменился в лице. Начал пятиться, пока не уперся в дверь, из которой пришел. Толкнул ее – но дверь не открылась. Каюсь, в этом была моя вина.
Теперь уже парень пребывал в полнейшей панике.
– Мистер… я ни в чем не виноват! Мы все скорбим о гибели Виктора! Мистер… товарищ!
Последнее слово он произнес по-русски. Из какого старого боевика он его запомнил?
– Да что с вами? – Теперь уже растерялся я. Подошел к нему ближе. Неужели мне повезло, и я с ходу наткнулся на человека, который что-то знает, который причастен к убийству? А иначе – с чего такая паника?
– Не убивайте меня, я ни в чем не виновен! – выпалил парень. Кожа его теперь была белее грима. – Товарищ! Спутник, водка, перестройка! Горбачев!
