Никогда не стоит возвращаться к домам, где жил раньше. Никогда и ни за что – пока не разбил старческий маразм, заставляющий улыбаться и пускать слюни при виде песочницы во дворе родительского дома.
Я смотрел на свой старый подъезд и думал, что прошло не так уж и много лет… даже по обычным человеческим меркам. Восемь лет назад я выходил из подъезда этой скучной типовой шестнадцатиэтажки, чтобы отправиться на очередную охоту за вампирами. Я не знал тогда, что встречу Светлану, которая станет моей женой, что у нас родится Надька, что я стану Высшим…
Но уже тогда я был Иным. И знал, что надо мной живут Иные – семья вампиров. Законопослушных, хороших вампиров, с которыми я довольно долго ухитрялся дружить.
Пока не убил своего первого вампира.
Что ж, все когда-то случается в первый раз.
– Пошли? – сказала Ольга.
И меня опять болезненно ударили воспоминания. Мальчишка Егор, он тогда был даже младше стажера Андрея, так удачно скопировавшего ауру, и тоже чуть не стал жертвой вампиров. И мы с Ольгой, первый раз работавшие в паре, идем по его следу… Гесер тогда ухитрился вывести Ольгу из-под страшного наказания, заточения в чучеле совы…
[16]
– Дежавю, – сказал я.
– С чего бы вдруг? – спросила Ольга рассеянно. Она живет на свете так долго, что могла уже и позабыть то приключение. – А! Вспомнил, как Егора выслеживали? Кстати, я недавно узнавала, парень в цирке работает, представляешь? Иллюзионист!
– Пошли, – произнес я.
Ольга молодец. Она не боится теней своего прошлого. Напротив, если чувствует себя виноватой за Егора, то не выпускает его из-под контроля.
Мы сели в лифт, и я надавил кнопку десятого этажа. Поднимались в полном молчании. Ольга явно настраивалась, собирала Силу. Я разглядывал свои пальцы. Лифт за эти годы поменяли, заменили на «вандалостойкий», с металлическими стенами и кнопками. Поджигать, как раньше, пластиковые кнопки зажигалкой у малолетней шпаны теперь не получалось, поэтому на кнопки была налеплена жвачка.
Я потер пальцы, счищая липкую гадость из поливинилацетата, вкусовых добавок и чьей-то слюны.
У меня не всегда получается любить людей.
Лифт остановился, и я смущенно сказал:
– Десятый этаж. Саушкины… Саушкин на одиннадцатом живет.
– Все правильно, – одобрила Ольга. – Дальше пешком.
Я покосился на дверь своей бывшей квартиры. Дверь не поменяли… даже замки, кажется, остались прежними, только личинки поблескивали чуть ярче, свежее. Мы поднялись на полпролета, я еще раз оглянулся на свою дверь – и она открылась, будто кто-то ожидал, пока мы удалимся. Высунулась всклокоченная женщина неопределенного возраста, с опухшей физиономией и в грязном халате. Смерила нас злобным взглядом. Заорала, сразу переходя на визг:
– Опять ссали в лифте?
Обвинение было настолько неожиданным, что я невольно расхохотался. А вот Ольга, поджав губы, сделала шаг назад. Тетка быстро прикрыла дверь, готовая ее захлопнуть. Ольга некоторое время всматривалась в женщину, потом очень тихо сказала:
– Нет. Вам показалось.
– Мне показалось, – тягуче произнесла тетка.
– А вот сосед сверху вас заливает, – продолжала Ольга. – Поднимитесь и выскажите ему все, что о нем думаете.
Тетка просияла и выскочила на площадку как была – в ужасном засаленном халате и рваных тапочках на босу ногу. Бодро пробежала мимо нас.
– Ты это зачем? – спросил я.
– Сама напросилась, – брезгливо ответила Ольга. – Пусть послужит делу Света. Хоть один раз в жизни.
Я подумал, что если в квартире Саушкина затаился Высший вампир, то это действительно станет последним поступком в жизни тетки. Вампиры очень не любят личных оскорблений.
Впрочем, симпатии у меня женщина не вызвала ни малейшей.
– Кому ты квартиру-то продал? – спросила Ольга. – Что за пациентка психлечебницы?
– Через агентство продавал.
– И ведь не бедные люди, раз квартиру купили. – Ольга пожала плечами. – Как можно так за собой не следить?
Похоже, ее больше возмутила не грубость женщины, а ее затрапезный вид. Ольга в этом вопросе почти маниакально сурова, видимо – после тягот военных лет и последовавшего заточения.
А женщина, мимолетно рекрутированная Ольгой, уже колотила в дверь Саушкина руками и ногами, повизгивая при этом:
– Открывай! Открывай, кровопийца! Ты меня всю залил! Всю квартиру кипятком залил, козел!
– Меня всегда умиляли эти милые, случайные людские угадывания, – заметила Ольга. – Ну с чего бы вдруг сосед, заливший ее, пусть даже кипятком, стал кровопийцей?
Женщина наверху тем временем пустилась в перечисление залитого и испорченного имущества. Список был настолько красочным, что я невольно оглянулся – не идет ли пар из открытых дверей ее квартиры?
– Пианино чешское, телевизор японский, гарнитур итальянский, шуба норковая рыжая!
– Жеребец арабский, гнедой, – насмешливо сказала Ольга.
– Жеребец арабский! Гнедой! – послушно выкрикнула женщина.
– Нет там никого, – сказала Ольга. – Ни малейшего шевеления…
– Мама! – тихонько позвали сзади. Я обернулся.
Из моей бывшей квартиры вышла маленькая девочка, чуть постарше Нади. Лет семь-восемь, хорошенькая, с печальным и испуганным лицом. В отличие от матери она была одета как куколка – в нарядное платье, белые гольфы, лаковые туфельки. На нас она смотрела с испугом, на мать – с каким-то усталым утомленным сочувствием.
– Солнышко мое! – Женщина отпрянула от двери Саушкина. Заметалась то к дочери, то обратно, в панике глядя на Ольгу.
– Идите домой, – негромко сказала Ольга. – Вас прекратили заливать. С соседом мы разберемся. Мы из жэка. А завтра с утра идите в парикмахерскую, сделайте себе маникюр и прическу.
Схватив девочку за руку, женщина юркнула в свою квартиру, испуганно оглядываясь на нас.
– Откуда что берется и куда что девается… – задумчиво сказала Ольга, глядя на мать и дочь.
Уже закрывая дверь, женщина тявкнула:
– А в лифте больше не… писайте! Милицию вызову!
Это «писайте», смягченное из-за ребенка, почему-то казалось особенно ужасным. Будто в голове у женщины временами щелкали какие-то реле, пытаясь переключить ее мысли на нормальный ход.
– Больная? – спросил я Ольгу.
– В том-то и дело, что нет, – досадливо сказала Ольга. – Психически здорова! Пошли сквозь сумрак…
Я нашел взглядом свою тень и шагнул в нее.
Рядом проявилась Ольга.
