локомоторному ответу (бегству), и это проявляется в укорочении мышечных волокон. Эти изменения в мышечных волокнах сопровождаются увеличением вольтажа, то есть, электрического напряжения в мышцах, которое можно измерить специальным электронным прибором миографом. Однако миограф является слишком грубым инструментом для того, чтобы измерить мельчайшие изменения в мышечных волокнах. Тем не менее, точка зрения Джекобсона заключается в том, что напряжение вызывает сокращение во всей скелетной мускулатуре, что вызывает утомление пациента как во сне, так и в периоды бодрствования. Это помогает объяснить, почему невротик иногда просыпается более усталым и разбитым, чем был, когда ложился спать.
Однако напряжение является не только тотальным феноменом, охватывающим весь организм, оно также имеет тенденцию накапливаться в наиболее уязвимых областях. Мальмо в своих исследованиях обнаружил, что большинство из нас имеет специфические органы–мишени, в которых во время стресса особенно выражено увеличение напряжения*.
Если, например, пациент страдает хронической болью в левой половине шеи, то в стрессовой ситуации большее напряжение мышц будет выявлено именно на левой. А не на правой стороне шеи.
Несмотря нато, что напряжение является внутренним давлением, возникающим вследствие отрицания чувства, каждый из нас ощущает его по–своему. Это может быть валкость, пошатывание, судорожное сокращение мышц передней брюшной стенки, скованность скелетной мускулатуры, чувство опоясывающего давления в груди, скрежетание зубами, слабость мышц, ощущение обреченности и безнадежности, приступ тошноты, чувство кома в горле или чувство нервной дрожи в желудке, Напряжение заставляет нас шевелить губами, сокращает жевательную мускулатуру, учащается сердцебиение, вызывает трепетание век, путаницу в мыслях, постукивание по полу ногой, «стрельбу» глазами. Нет никакой нужды дальше конкретизировать проявления напряжения. Оно не-
* R. B. Malmö, в кн. под ред. A. Bachrach, Experimental Foundations of Clinical Psychology (New York, Basic Books, 1962), p. 416.
выносимо и может проявляться множеством самых разнообразных способов.
Напряжение испытывают в своей жизни столь многие из нас, что мы привыкли считать его нормальным бременем человеческого бытия. Я уверен, что это далеко не так. К сожалению, однако, целый ряд психологических теорий основывают свои положения на неизбежности напряжения. Например, последователи школы Фрейда постулируют наличие основного врожденного чувства тревожности, вокруг которой мы должны построить защиту для того, чтобы сохранить душевное и соматическое здоровье. Я же считаю, что тревожность является исключительно функцией нереальности данной человеческой личности.
Было проведено множество экспериментов как на животных, так и с участием людей, в ходе которых включали электрический звонок в момент нанесения слабого удара током. Через некоторое время один звонок уже вызывал то же ощущение надвигающейся угрозы и приводил к физиологической активации организма. Эти эксперименты называются опытами по выработке условного рефлекса на раздражители, которые сами по себе являются индифферентными и не вызывают никаких неприятных ощущений — например, на звонок. Можно вызвать и угасание такого условного рефлекса, если, например, сочетать звонок с приятным стимулом или индифферентной ситуацией.
Первичная теория тоже основана на шоке или потрясении. Очень часто это потрясение является раним осознанием, которое представляется пациенту потенциально катастрофическим. Потрясение подавляется, но продолжает действовать, становясь причиной обусловленного напряжением поведения в течение многих лет после того, как опасность миновала. Например, шестилетний ребенок, живущий со своими родителями, которые презирают его (ребенок улавливает это, так как чувство ненависти к ребенку редко выражают открыто), находится под реальной угрозой психического или соматического заболевания, но тридцатишестилетний мужчина, который понимает, что родители презирали и ненавидели его, теперь находится вне
опасности, но даже при этом его взрослое поведение обусловлено страхом испытать на себе это чувство.
Для того, чтобы понять, почему тридцать лет спустя после того, как человек столкнулся с шокирующим осознанием, он продолжает остро реагировать на него, мы должны принять во внимание, что психика маленького ребенка, если можно так выразиться, распахнута настежь. Он беззащитен, а это значит, что он воспринимает стимулы в виде непосредственного чувства. То, что он воспринимает и чувствует в течение первых месяцев и лет жизни, может оказаться невыносимым для его психики. Поэтому ребенок прикрывается. У него могут появиться болезненные симптомы или, наоборот, чувства могут притупиться, ноболезненное восприятие осталось на месте, оно никуда не делось и только ждет своего часа, когда появится возможность попасть в осознанное переживание. В одном случае пациент, когда ему было два с половиной года заметил омертвелость в лицах своих родителей. Он остро ощутил безжизненность их и своего собственного существования. Он не осознал и не перечувствовал это переживание полностью, у него развилась бронхиальная астма. Эта омертвелость была пережита им только намного позже, когда он был избавлен от нее. Ибо это чувство говорило ему, что он должен стать «мертвым», чтобы выжить со своими родителями. Потребовалось много сеансов первичной терапии, чтобы пациент ощутил это чувство во всей его полноте и целостности. Когда он ощутил омертвение, то вернулся к жизни.
Исходное психологическое потрясение порождает страх. Страх превращает чувство в генерализованное смутно осознаваемое напряжение. Человек, о котором я только что упомянул, не осознавал своей тревоги. Он жил как мертвец, поскольку подсознание позволяло ему избегать тревожности. Его заторможенные «мертвые» движения и его абсолютно ничего не выражающее лицо были теми орудиями, которые он изобрел для того, чтобы нормально жить с родителями. Итак, пока этот человек был «мертв», он был напряжен, но не испытывал тревоги. Необходимость действовать подобно живому человеку вызвала появление тревожности. По большей части невроз (как
символическое выражение подавленного чувства) связывает напряжение так сильно, что невротик даже не догадывается о существовании этого напряжения*. Различие между страхом и тревожностью заключается в контексте, а не в физиологических механизмах. Физиологические процессы возникновения страха и тревожности могут быть идентичными, но при страхе человек реагирует на представленную, конкретную ситуацию, а при тревожности он реагирует на прошлое событие так, словно оно происходит в настоящем. В тот момент, когда напряжение начинает ощущаться как тревожность, человек обычно обращается к психотерапевту.
Настоящий страх возникает тогда, когда создается реальная угроза жизни. Его возникновение не сопровождается развитием напряжения или притуплением чувств. При реальном страхе организм всерьез готовится к столкновению с реальной же угрозой. Первичный ранний страх, напротив, притупляет чувства, так как это катастрофический испуг. Первичный страх остается в мозгу только потому что там застревает также и первичная боль (они меня не любят). Это означает, что старая угроза остается и продолжает нависать над пациентом, превращая страх в тревогу. Тревога— это старый страх, вытесненный из сознания, отключенный от него, так как осознание его означает появление катастрофической невыносимой боли (более подробно этот вопрос мы обсудим в главе о страхе). Реакция на несущийся на нас грузовик — это подлинный реальный страх. Ощущение же того, что грузовик мог нас переехать — это тревога.
