– Понимаю вас, – сказала репортерша.
– Могли бы вы приглядеть, чтобы в газете его напечатали без слухового аппарата?
– Не беспокойтесь, – ответила она благожелательно.
Фотограф попросил Айяна встать рядом с сыном. И принялся снимать.
– Сколько вы хотите наделать фотографий? – с веселым изумлением спросил Айян.
Фотограф не ответил. Продолжил щелкать, а потом резко прекратил. Сложил технику в сумку и молча вышел.
Репортерша пристроила планшет на колени, изготовилась записывать и улыбнулась Ади.
– Ты очень одаренный, Адитья, – сказала она по-английски. – Можно тебя немного поспрашивать?
Айян сунул наушник сыну в здоровое ухо. Это был наушник от «уокмена», приделанный к корпусу от слухового аппарата. «Уокмен» был приклеен скотчем к животу мальчика под рубашкой.
– Тебе слышно? – прошептал Айян сыну. Мальчик кивнул.
– Хочу тебя расспросить, Адитья, – повторила репортерша.
– Хорошо, – отозвался Ади, залпом выпив стакан воды.
– Почему тебе интересны простые числа?
– Простые числа – непре… непредсказуемы. Вот поэтому мне нравятся простые числа.
– Как тебе удается так легко называть их подряд, по памяти?
Мальчик вскинул палец, будто собираясь ткнуть в наушник. А потом захихикал.
– Не знаю, – ответил он.
– Какие у тебя планы на будущее?
Ади пожал плечами и глянул на отца.
– Он, видите ли, очень застенчивый, – сказал Айян.
– Кем ты хочешь стать? – спросила репортерша, не обращая на Айяна внимания.
Ади вновь глянул на отца и лукаво хихикнул.
– С ним не очень легко разговаривать, – сказал Айян. – Я могу за него ответить, если так проще.
Она обдумала предложение.
– Примерно год назад, – заговорил Айян, не дожидаясь ее решения, тихо и вдруг заговорщицки, – когда учил его числам, я заметил, что он различает закономерности. Он выбирал числа вроде трех, пяти, семи, одиннадцати и говорил, что они ему нравятся. Позднее я осознал, что он это говорит о простых числах. Как он начал опознавать их, для меня до сих пор загадка.
* * *
В сиянии утреннего света, озарявшего мух, люди со своими ведерками выстроились в две молчаливые очереди. Хоть никогда и не говорили по-английски, они, сами того не ведая, считали себя «дамами» и «господами». Два арочных окна в вышине над общими туалетами – часть стекол разбита задолго до того, как начались воспоминания этих людей, – ослепительно сияли, словно сам Бог собрался пообщаться. Айян прибыл к концу очереди «господ» с синим ведерком и «Таймс оф Индиа», облаченный в просторные шорты и безразмерную футболку. Мужчина, стоявший впереди, приметил его и сказал:
– Я видел сегодняшнюю статью.
Постепенно все головы повернулись к Айяну, и разлетелась новость: Ади пропечатали в «Таймс оф Индиа».
Туалетные очереди частично распались, и люди подтянулись к Айяну, развернувшему свой экземпляр газеты. Внизу девятой страницы была статья «Юный гений может назвать по памяти первую тысячу простых чисел». Рядом – эффектная фотография сияющего Ади. На фотографии он был с чем-то вроде слухового аппарата. Айян, увидев статью, молча проклял репортершу и фотографа. Но никто не заметил, что наушник у Ади в правом ухе – которое слышит. Даже Оджа. Такое в глаза не бросается.
Кто-то из женщин поставил ведро на пол и протолкался поближе к газете.
– Но я что-то не понимаю, а чего такого мальчик сделал, – сказал кто-то.
И тогда, в легкой вони мочи, дерьма и хлорки – и в чарующем утреннем свете, – Айян втолковал, что такое простые числа. И люди из туалетной очереди глядели на отца гения с недоумением, восторгом и уважением. Матери спросили его, что им нужно сделать со своими детьми, чтобы те стали хоть вполовину такими умными, чему их учить, как кормить? Помогают ли для математики «дамские пальчики»? Пускать ли мальчиков играть в крикет? Затем разговор ушел в сторону от Ади.
– От застройщика поступило очередное предложение, – сказал один мужчина. – Что ты думаешь, Мани? Продаем?
– Почем?
– Я слыхал, предлагают двенадцать лакхов за каждую комнату.
– Продаем, – сказал Айян. – Продаем и валим отсюда. Нам нужно жить в нормальных квартирах. Сколько еще нашим детям обитать в этом аду?
– Но мы же привыкли, а?
– Наши дни, друг мой, сочтены. Переезжать нужно ради детей.
Айян стоял на крыльце Института перед доской у главного входа. Записывал «Мысль дня»:
Хотите понять Индию – не говорите с англоговорящими индийцами. – Салман Рушди
Ади ждал в сторонке, рядом с лифтами. На нем был его любимый наряд – синяя рубашка с коротким рукавом, белые джинсы и липовые «найки». Его призвали брамины. Они прочитали статью в «Таймс» и позвонили Айяну на мобильный. Хотели сами увидеть гения-далита, хотя обозначили это несколько иначе. Айян не смог отказаться от развлечения поглядеть, как эти великие умы станут увиваться вокруг его сына, выражая свое величественное признание его детской одаренности. Гений с гениями – вот как они это обернут. Но он не сомневался, что сегодня – последний день гениальности Ади. Накануне вечером, на битумной террасе БДЗ, он сказал сыну, что игра окончена. Не будет у него больше новых умных фразочек, чтобы ляпать их посреди урока, не возникнут больше у него в руках вопросы к викторине, не по явятся новые статьи в газетах. Ади грустновато кивал, но понял, почему так. Игра, как заставил его повторить отец, окончена.
Ади у отца на работе нравилось, хотя от слова «Институт» он впадал в ужас. Море тут было так близко, но к черным камням допускались только люди с особыми пропусками. Сад здесь – плоский и зеленый, и в нем ничего не происходит. Вороны гоняются в небе за цветными птицами. И все тут далеко от всего остального. Но больше всего Ади полюбился лифт. Ему нравилось, как по цифрам крался свет. И гул, будто старик собирается чихнуть. Отец говорил, что лифт – это робот, и от этого лифт нравился Ади еще больше. Он тут бывал много раз. Отец часто привозил их сюда с матерью по воскресеньям. Они сиживали на камнях у моря, или гуляли вокруг зданий, или катались на лифте. По воскресеньям тут все пустовало. Но сегодня был рабочий день. И полно людей. И поэтому Ади в лифте помалкивал, хотя все ему улыбались. От них очень приятно пахло. Они пахли, как внутри автомобиля. Не такси, а настоящего. Он однажды сидел в автомобиле у Л. Шрини. Запах автомобиля ему нравился.
Они вышли на третьем этаже. Дверь открылась, и куча народа захотела войти внутрь. Вот бы ему всю жизнь кататься на лифте. Но отец взял его за руку, и они пошли по самому длинному на свете коридору. Он и раньше его видал, по воскресеньям. Коридор лучше, когда темный и пустой. Тогда он похож на дорогу из комиксов. Люди в коридоре смотрели на него и улыбались.
