На мощеном тротуаре установили транспарант в два этажа высотой. Даже на снимке крупным планом звезда смотрелся задохликом. Он стоял в костюме для сафари, ладони приветственно прижаты друг к другу у груди. Лицо его нежно-розовое, поскольку художникам, сотворившим этот транспарант, не позволили изобразить его черным. Скромную копенку волос тонко размазали по почти плоскому черепу. А у густых усов были острые края. Прямо у него над головой крупно написали по-английски: «ДИНАМИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ». Строчка пожиже и пониже сообщала, что это достопочтенный министр С. Ваман. Уместной смотрелась и подпись автора транспаранта – она размещалась у черных ботинок Вамана, на маратхи, дипломатически мелким шрифтом: «Транспарант Выполнен Силами П. Бикаджи». Человек по имени Бикаджи и держал гирлянду роз. Белая курта его сделалась прозрачной от пота, и он едва не содрогался под тяжестью гирлянды на шее.
– Когда он явится, – говорил он Айяну, – я сначала отдам ему гирлянду, а потом ты произнесешь речь.
– Зачем тебе время тратить? – сказал Айян. – Он на тебя даже не глянет. Он заметит только одно: «пожертвования на партию».
Кто-то вскричал:
– Приехал!
Толпа рванула на дорогу. Головной джип с визгом остановился, а за ним замер голубой «мерседес», который тут же облепили люди. Из джипа выбрались четверо телохранителей с автоматами и ринулись к «мерседесу». (Они охраняли министра неотрывно – от угрозы впечатления, что он не достоин такой безопасности.) Им пришлось растолкать народ, чтобы открыть дверь автомобиля.
Ваман в крахмальной белой курте явил себя, приветственно сжимая у груди ладони.
Бикаджи крикнул:
– Вождь масс! – и толпа повторила за ним. А затем услышала от него же: – Твою мать! – Это назойливый друг Бикаджи попытался разделить с ним бремя гирлянды.
– Я просто помогаю, – обиделся друг.
Бикаджи разгневанно отпихнул его и двинулся навстречу лидеру, чтобы украсить его гирляндой прежде, чем кто-либо еще попытается извлечь выгоду из его роз. Ваман держал гирлянду на плечах, пока один охранник не избавил лидера от нее.
– Я нарисовал для вас плакат, – сказал Бикаджи, тыкая в нелегальный транспарант на тротуаре.
– Мило, хорошо, – сказал Ваман и спросил: – Где отец мальчика?
Мужчины завопили:
– Айян! Айян!
Айян выбрался из толпы, пожал министерскую руку обеими своими, затем прижал ладони к груди.
– Пошли, – сказал министр.
Айян и Ваман двинулись по раздолбанным мощеным проулкам чоулов, а за ними, по меньшей мере, еще триста человек. Фотографы бежали впереди и снимали, а между снимками рысили дальше. Министр оглядывал ряды серых одинаковых зданий.
– Мне известно, что и вы тоже когда-то жили в чоуле, – сказал Айян.
– Да, на Грант-роуд. Давным-давно, – проговорил Ваман с улыбкой гордости за былые невзгоды.
– Мы пытались продать, – сказал Айян. – Многие застройщики заинтересованы.
– Еще бы. Эта земля стоит своего веса в золоте.
– Я тоже хочу продавать, – поделился Айян, – но многие тут сопротивляются. Здесь проживает восемьдесят тысяч человек. Трудно со всеми договориться. Застройщики хотят все или ничего.
– Очевидно, – согласился Ваман, качая головой. – Люди боятся, верно? Они прожили здесь всю жизнь. Их все устраивает.
– Да. Хотят тех же соседей, такую же жизнь.
– Сколько застройщики предлагают, Мани?
– Двенадцать лакхов за сто пятьдесят квадратных футов комнаты, – ответил Айян.
– Торгуйтесь до пятнадцати, – уверенно посоветовал Ваман. Оглядел просторы чоулов и вроде как произвел в уме вычисления.
Свита добралась до террасы Корпуса номер Сорок один, где собралась еще сотня людей. В конце террасы установили стол, укрытый белой тканью. Ваман пробился сквозь толпу, улыбаясь, кланяясь и даруя имя какому-то младенцу на руках у матери, хотя имя у ребенка уже было.
Он уселся за стол, и Бикаджи и его люди организовали вокруг министра живой кордон. Кордон расступился и впустил внутрь Айяна, его сына и жену. Оджа приветственно сложила ладони и разревелась.
Министр спросил:
– А это великий Ади?
Мальчика куда больше увлекли автоматы телохранителей.
– Можно подержать? – спросил он охранника, но тот покачал головой.
– Поставь на предохранитель и дай ребенку, – велел Ваман. – Он очень легкий, – сказал он Ади с нежностью.
Телохранитель сделал как велено, и Ади пережил волшебство – подержал в руках «АК-47».
Семья устроилась рядом с министром. Публика села на пол или на стулья, притащенные из дома.
Министр произнес речь, в которой доложил, как его в возрасте Ади привязали к дереву священники-брамины за то, что будущий министр совершил преступление – вошел в храм.
– Они бросили меня привязанным на всю ночь, – сказал он. – А наутро я удрал из деревни в Бомбей без гроша – по карманам не наскреблось бы и десяти рупий. Да и карманов-то у меня не было.
Айян и раньше слыхал эту историю – и много других, которые министр не стал бы рассказывать. Как он продавал овощи с деревянной тележки на рынке Крофорд и постепенно сделался хулиганом, невзирая на общую щуплость. Как он швырял камни и бил витрины, протестуя против того, чего сам не понимал, и оплакивая смерти вождей, которых не знал. Он дорос до главаря вольных бандюг и постепенно втянулся в политику. Он был мастер подымать армии злого далитского молодняка по щелчку пальцев, а эта молодежь временами делалась крайне свирепой. Неприкасаемые в наши дни завоевали бестолковое право прикосновения к себе высших каст, но по-прежнему оставались городской голью. Всякий раз, когда их оскорбляли, – к примеру, какие-то негодяи, было дело, украсили статую их освободителя Амбедкара гирляндой из сандалий – люди вроде Вамана вели батальон сердитых молодых людей и громили целые улицы.
– Они идут с яростью, а возвращаются с «адидасом», – рассказывал Айян Одже в день, когда они увидели из окна кухни погромщиков, радостно топавших домой со здоровенными картонными коробками.
– Кто такой Адидас? – уточнила Оджа.
Теперь, когда в невинную игру «Ади – гений» вступил такой человек, Айян испугался. Он таращился на профиль этого пылкого оратора, чья хвалебная песнь Ади взрывалась брызгами серебряной слюны, мимолетно сверкавшей в небесных сумерках, словно малюсенькие светлячки.
– Такой мальчик – редкость, – говорил министр. – Ади – редкий мальчик.
Министр так произнес имя «Ади», что Айяну стало жутко. Человек, способный на убийство, знал его сына по имени, и было в этом что-то нехорошее. Но Айян унял страх, вспомнив другие истории, которые слыхал от министра, и они делали его милее. Когда город несколько лет назад навещал Майкл Джексон, Ваман был в группе политиков, участвовавших во встрече с артистом. Министр позднее сообщил прессе: «Он очень вежливый человек. Нисколько нет в нем спеси. Совсем не остается ощущения, что говоришь с белым».
