– Ну что же вы, Андрюшенька! – шепнула Виолетта. – Ну поцелуйте же невесту!
Невеста целоваться не желала, по глазам было видно. Но ведь нужно же как-то привыкать к семейной жизни. Почему бы не начать привыкать прямо сейчас?
Под тончайшей кисеей палантина она вся была ледяная: и взгляд, и губы, и подернутые инеем ресницы, и даже острые коготки, впившиеся Андрею в бицепс, казались холодными, как льдинки. Захотелось растопить лед. Или, если не выйдет, хотя бы проломить тонкую ледяную корку, их разделяющую. Проломить, даже если кому-то будет больно…
Ее дыхание вырывалось из заиндевелых губ сизыми облачками и тут же оседало хрустальной карамелью на Андреевой коже. Еще немного – и он сам превратится в хрустальную статую.
Не дождется!
У него хватит и силы, и жара, чтобы растопить этот невесть откуда взявшийся лед. В конце концов, он мужик. Он хозяин жизни и хозяин этой… женщины. Уже почти хозяин. И они заключили сделку, которую он не позволит нарушить.
Иней на серебристых ресницах растаял, превратился в слезы. Ее слезы были такими же горькими, как и этот вымученный поцелуй. Андрей стер слезинку пальцем, а может, и не слезинку вовсе, а растаявшую льдинку. Суженая больше не сопротивлялась, и ногти ее не полосовали Андреев бицепс. Она смотрела ему в глаза очень прямо, очень внимательно. В ее взгляде не читалось ни отвращения, ни покорности, а что было, он не успел разобрать. Или скорее не захотел…
– Пойдем, дорогуша, нам уже пора.
Получилось, наверное, слишком резко. Особенно на фоне их недавнего поцелуя. Интересно, со стороны-то хоть все нормально выглядело? Чинно-мирно? Может, даже страстно? Не осталось на новом пиджаке дыр от ее ледяных коготков?
Виолетта улыбалась умиленно, девчонки в распашонках хихикали и перешептывались, и только недоразумение по имени Марио, кажется, что-то заподозрило. Недоразумение смотрело на Андрея многозначительно и так же многозначительно шевелило бровями, а когда он, распрощавшись с Виолеттой, направился к выходу, и вовсе дернуло за рукав и потянуло за портьеры.
– Тебе чего? – Андрей дернул плечом, стряхивая наманикюренную – мерзость какая! – ладошку недоразумения.
– Я вот тут за вами наблюдал. – Недоразумение не смутилось и даже не испугалось. – Ну, за тем, как ты ее…
– Поцеловал.
– Да, поцеловал. Тебе ведь понравилось.
– Что?..
Удивление Андрея было столь велико, что вместо того, чтобы отправить недоразумение в нокаут, он вступил с ним в этот бессмысленный диалог.
– Тебе понравилось ее целовать. Я же видел. Слушай, я понимаю, что у вас там все непросто, и у тебя… проблемы. Но вам нужно дать себе шанс… Ну, попробовать по-человечески, с душой. И знаешь, есть ведь разные таблетки. Выпил одну – и на пару часов жеребец! Ты ж молодой, у тебя сердце крепкое. Это ж только старикам виагру пить опасно…
– Что ты несешь, убогий?..
Шея у недоразумения по имени Марио была тонкой и хлипкой. Андрей сжимал ее двумя пальцами, не слишком сильно сжимал, но недоразумение все равно захрипело и задергалось.
– Она сказала, что все сложно…
– У меня?
– У вас обоих… А я просто хотел помочь… по-товарищески…
Пальцы захотелось сжать до максимума, но вместо этого Андрей их разжал, позволил недоразумению сползти по стеночке на пол, испуганно прикрыть кучерявое темечко наманикюренными ладошками. Бить такое – все равно что бить женщину. Хотя одну конкретную женщину ему хотелось не просто побить, а прибить…
Она стояла на крыльце салона и, несмотря на жару, куталась в палантин. Или как там у них эти штуки правильно называются?
– Пойдем-ка, дорогуша, поболтаем.
Из салона джипа им уже семафорила букетом цветов Марья, но Андрей увлек Суженую не к стоянке, а за угол особняка. Он шел быстро, обхватив упирающуюся Суженую за талию, чтобы Катерина ненароком до срока не переломала свои роскошные длинные ноги – берег будущую супругу. И к стене особняка прижал почти бережно, чтобы не ударилась, не поцарапалась, не испортила прическу.
– Значит, у меня проблемы? – спросил ласково. – Такие проблемы, что моей бедной лживой невесте ни житья из-за них, ни плотских радостей?
Она молчала. Не пыталась ни оправдываться, ни извиняться. Вот только в глаза не смотрела.
– И подружке своей ты то же самое наплела? – Догадка сначала осенила, а потом опалила яростью. – То-то она на меня так смотрит… с жалостью.
Андрей помолчал, сделал вдох-выдох, а потом спросил уже совсем нормальным своим голосом:
– Вот скажи, что я сделал не так? Ты же получила свои деньги? Зачем же вот так… по-сучьи? И в глаза мне смотри!
Она не желала, но он заставил. Только бы синяков на подбородке не осталось. Не надо сжимать пальцы слишком сильно – только чтобы зафиксировать, заглянуть в глаза. В душу ее змеиную заглянуть, если, конечно, получится.
Не получилось. Она зажмурилась. Совершенно по-детски, как-то совсем уж беспомощно. И Андрей разжал пальцы, отпуская их обеих: и Суженую, и злость.
– Сегодня ночью, – сказал, проведя большим пальцем по веснушчатой щеке. – Сегодня ночью ты будешь знать наверняка, нужна ли мне виагра…
* * *
Церемонию бракосочетания Катя почти не запомнила.
Громкий, хорошо поставленный голос тетеньки с халой на голове, гулкое эхо под высокими сводами – вот, пожалуй, и все, что осталось в памяти. Да еще пристальный взгляд жениха, его твердые пальцы и стылый поцелуй. И обручальное колечко, катящееся по мраморному полу. И встревоженный вздох Марьи – ох, не к добру это, плохая примета.
Конечно, не к добру, но назад дороги нет. И плакать нельзя. Сделка. Голый расчет, ничего личного. Ощущение гадливости от собственной продажности не смыть никакими слезами. Она знала, на что шла, значит, остается улыбаться нелюбимому мужу, тетеньке с халой, Семе и Марье, назойливой фотокамере.
– Прикидываешь, на что потратишь заработанные денежки? – Лиховцев крепко, до боли, сжал ее пальцы.
– Уже прикинула.
– Хватит?
– Должно хватить.
– Тогда пойдем, дорогая, нас ждут гости.
Гости и в самом деле ждали, прямо на подступах к прибрежному ресторанчику на обсаженной кипарисами аллее. Их было много, и никого знакомого Кате. Посторонние, случайные люди, массовка, которую жадным взглядом обводит черный глаз видеокамеры.
– Зачем? – спросила она у своего теперь уже законного мужа.
– Для архива, дорогуша.
– Не называй меня дорогушей.
– Хорошо, дорогуша. А теперь пойдем, некрасиво заставлять людей ждать…
Это была странная свадьба. Больше всего ей подходило определение «бутафорская». Незнакомые люди, назначенные гостями, равнодушные к происходящему, жадные до халявной еды и выпивки. Помятого вида тамада, после каждого тоста украдкой прикладывающийся к рюмке, хмелеющий все сильнее и сильнее. Бойкий парнишка с видеокамерой наперевес, спешащий запечатлеть торжество в его самой первой, благопристойной стадии. Шустроглазые, загорелые девочки-официантки в матросках и бескозырках. Громкая музыка. Духота, с которой не в силах справиться единственный кондиционер. Ломящиеся от еды и алкоголя столы. Вялое «горько», перемежающее бездушные, заезженные тосты. Безнадега. И в самом центре всего этого фарса – они с Лиховцевым. Жених и невеста! Или теперь правильнее – муж и жена? Не важно, главное, каждый из них был сам по себе. И Кате казалось, что гости это чувствовали, понимали если не умом, то интуицией, пили и веселились, все меньше внимания обращая на молодых. Или наоборот – обращая слишком пристальное внимание…
