Гридница насторожилась. Запахло жареным. Всеволод замолчал, нервно теребя свою черную холеную бородку. Щеки его покрылись красными пятнами.
— Говори, князь, не томи души, — раздался чей-то голос.
— Други мои, — воскликнул он трагически, — страшны будут слова мои, много горечи принесут они вам. Стоит ли смущать души ваши?
— Говори, — гаркнула гридница.
Всеволод посмотрел на Михаила. Тот кивнул, и князь, волнуясь и беспрерывно вздыхая, изложил «страшную правду» об отступлении отряда Аскольда, о нападении на них врага и о том, что произошло далее. Особо же подчеркнул, что Гол вывел всех детей, нигде неприятеля не встретив. А вот для Василия с Нестеркой он нашелся… Не странно ли?
— Кое-кто, други мои, своими глазами видел, как Аскольд во время сражения, под предлогом преследования врага, покидал поле боя, — скорбно произнес Всеволод.
— Кто?! Имя! — потребовали бояре.
— Гол, — последовал ответ.
Всеволод поднял обе руки, призывая гридницу к спокойствию.
— Тише! Я не все еще сказал. Но вы, доброименитые, чувствую, правильно поняли. Да, в погоне за княжеством Козельским совершено было Аскольдом подлое, я бы сказал, злодейское убийство…
Гридница вновь зашумела, не дав ему договорить.
— Аскольда сюда! Смерть душегубу!..
— С мертвых спросить хочешь?..
— Гола допросить…
Князь ударил кулаком по столу:
— Гола я допрашивал. Он подтвердил, что Аскольд отлучался.
Слова Михаила подействовали как ушат ледяной воды. Гридница стихла.
— А зачем это ему? — подал наконец голос воевода, сверля глазами Всеволода.
— Князем захотелось быть, — криво усмехнулся тот.
Доброименитые снова загомонили.
— Не верим! — кричали одни.
— Казнить иуду! — перекрикивали другие.
— А кто бы сделал его князем? — прогорланил, заглушив всех, Сворыга.
— Князь Галицкий, — ответил в наступившей тишине Всеволод, за что был награжден жалящим взглядом Михаила.
— Петлю ему на шею и — на первый сук! — мрачно предложил Кобыла.
— Обождь с виселицей, — поднялся Зима. — Разобраться надобно бы…
— Конечно, убиенных допросим, кто им башки посрубал, — съехидничал Всеволод.
— Зачем же тогда Аскольд поехал искать Василия? — парировал Зима.
— Да затем, чтобы снять с себя подозрения! Как-никак, женушка-то у него — сестрица князя.
— На виселицу, на виселицу! — стоят на своем Сворыга с Кобылой.
— Ясно все, — князь Михаил поднялся. — Ну, мужи доблестные, по домам. А ты, Данила, — повернулся он к воеводе, — скажи, где у тебя сейчас Акила? Каков из него, кстати, сотник?
— Старается, князь. Настоящим воином со временем будет. Послал я его с зажитником в…
Но князь уже понял, поэтому перебил:
— Как вернется, пусть возьмет воев понадежнее да купчину Путяту встретит. Пора бы уже тому вертаться…
— Понятно, князь. Аскольда то бишь взять надо…
— И сразу пущай доставит в мою темницу. Хоть ночью…
Смекалистый Данила сообразил: князь не хочет — а может, боится? — брать козельца на людях.
— Я предупрежу остальных. Если проговорятся, отрублю башку, — заверил воевода.
* * *
От той каменной бабы, что обозначала границу родной земли, обоз пошел шибче: родным потянуло.
— Завтра будем, — наклонившись к Аскольду, произнес Путята, — готовьсь! — и подмигнул козельцу.
Но не успел он закончить, как сзади послышался сильный грохот.
— Тудыт-твою!.. Опять колесо, — досадливо сплюнул Путята, осаживая коня.
Купец оказался прав: у передней повозки полетело колесо. Чтобы не задерживаться надолго, один из возниц предложил разложить груз по другим телегам. Но Путята воспротивился:
— Так мы скоро без телег останемся. Они и без того перегружены.
Основным грузом обоза был товар чешских оружейников, приобрести который поспособствовал Ярослав.
— Похоже, Аскольд, мы тут изрядно провозимся. Не жди нас, скачи-ка лучше домой, порадуй свою красавицу. Места тут, думаю, безопасные, так что доберешься… Опосля свидимся!
Козельца не пришлось долго уговаривать.
— Ребят своих вам оставлю, пусть подмогнут, — и он со счастливой улыбкой помчался на встречу с любимой.
…Акила ждал которые уж сутки, а обоза все не было. Акила нервничал: он никак не мог выгадать случая, чтобы пересказать хозяину купеческие вести, подслушанные в корчме.
К вечеру одного из тягомотных дней ожидания молодой вой, прислушавшись, вдруг заволновался:
— Тихо, други добрые! Скачет, кажись, кто-то… — Вскарабкавшись, как обезьяна, на дерево, он скучно доложил: — Одинокий всадник куды-то торопится… — А уже в следующую минуту, кубарем скатившись вниз, возбужденно известил: — Аскольд!
В подлеске, куда убегала дорога, и решили повязать козельца.
Аскольд скакал без отдыха. Все вылетело у него из головы, только Всеславна занимала мысли. Скорее, скорее к ней, к самой дорогой и бесценной!
И вдруг… дорогу ему преградили несколько недружелюбно настроенных всадников. Аскольд схватился за меч. Но конский топот раздался и за спиной. Козелец понял, что окружен, и решил без боя не сдаваться. Понял это и Акила.
— Аскольд, не дури, отдай меч, — обратился он к молодому Сече. — Мы выполняем приказ князя. В случае сопротивления нам велено попросту расстрелять тебя. Лучники, как видишь, наготове. А на тебе нет даже кольчуги.
Аскольд понял, что говоривший не лжет. Только с чего бы такой неразумный приказ князя? Ладно, все объяснится на месте. Он вздохнул и нехотя отдал свой меч.
Нарочно дождавшись сумерек погуще, Акила, как и было велено, доставил козельца в темницу. По приказу воеводы у дверей была выставлена усиленная охрана.
Оказавшись взаперти, Аскольд горестно усмехнулся: стены очередного узилища оказались знакомыми. Жаль только, не было с ним сейчас ни Добрыни, ни Еловата…
* * *
После неожиданной встречи со старым своим поклонником Всеславна потеряла покой. Развязно-покровительственный тон Всеволода всегда раздражал ее, а сейчас она всем своим естеством вдруг осознала, что в хоромах князя он оказался неспроста. И в очередной раз остро ощутила, как недостает ей Аскольда. Только он смог бы ее защитить, не позволил бы никому дать в обиду… В душе отчего-то росло предчувствие надвигающегося несчастья.
— Может, с ним что-то случилось? Жив ли? О Господи, помоги! — взывала она все чаще к святым образам.
