Король вызвал к себе маршала Ферри Патэ, главного распорядителя военных обрядов. Когда он вошел в кабинет, король с пером в руке читал какую-то бумагу. На приветствие маршала ответил только кивком головы и, не отрываясь от чтения, указал пером на кресло. Маршал, кряхтя, нарочно громко опустился в него, желая этим оторвать короля от чтения. Но это не помогло. Грызя верхнюю часть пера, он возмущенно качал головой. Потом внезапно оторвал глаза от бумаги и, упершись взглядом в Патэ, выпалил:
– Итак, Ферри, что у нас с дорогами?
– Позвольте, сир, с какими?
Пот выступил на лбу маршала.
– С какими, с какими, – он опять уперся в эту злосчастную бумагу, – а с такими, которые ведут… так, нет, сударь, дураков не ищите.
– Простите, это вы мне, сир?
– А вы разве… дурак! – и заулыбался.
– Раньше я этого ни от кого не слышал, – в голосе слышны были нотки обиды.
– И не услышите. Это могу сказать только я. Так что с дорогами? – повторил он вопрос.
Голова маршала начала работать.
– Вы имеете… в виду… сир, – он растягивал слова, чтобы иметь время придумать ответ, – дорогу на…
– Да, да, на Эг Морт.
– Сир, дорога туда… словом, можно проехать.
Король оторвался от чтения и отложил бумагу.
– Когда, Ферри, у нас был разговор о ней? – он не мигая посмотрел на маршала.
– С полгода назад.
– Полгода! Маршал! – король вскочил и по привычке заходил по комнате. – Почему так медленно? Что же вам нужно?
– Деньги! – маршал улыбнулся своей находке.
– Деньги? – король сделал пару шагов и покосился на него.
– Да, сир, деньги.
– Ладно, – король понял, что маршал дорогой не занимался, – начнем вот с чего. Надо оповестить французов о готовящемся священном походе. Пусть каждый желающий…
– Сир, – набравшийся смелости Ферри перебил короля, – зачем брать всякий сброд? Только крикни, они сбегутся. Но на уме у них будут не богоугодные дела, а желание пожить за счет казны, а если можно будет, потом пограбить освобожденных.
Король задумался. В какой-то части Ферри был прав. Он слышал о таких примерах. Долго ходил молча. Ферри следил за его действиями.
– Хорошо, Ферри, возьмем наши войска.
– А англичане, немцы?
– Их не будет. Одни справимся?
Ферри пожал плечами.
– Попробуем, – добавил он, поймав неласковый взгляд Людовика.
– Ферри, возьмите людей и поезжайте с ними от Парижа до Эг Морта и не забудьте, чтобы были подготовлены места для остановки войск. Особенно в Лангедоке.
Маршал понимающе улыбнулся:
– Ваше величество, будет исполнено.
Король проводил его взглядом, пока тот не скрылся за дверью. Чувствовалось, что Людовик был не очень доволен встречей. Подойдя к столу, он еще раз взглянул на бумагу и спрятал ее в стол. Потом взял колокольчик и позвонил. Дверь открыл слуга:
– Слушаю, ваше величество!
– Карету, – бросил он, снимая сюртук и напяливая свою любимую рясу.
Он поехал отдохнуть и набраться сил в любимый Венсенский лес. Оставив карету на опушке, король знакомой тропинкой углубился в чащу. Вот его знаменитый дуб. Это был великан из великанов. Такой кряж. Его крона была настолько густа, что ни один дождь не мог смочить землю под ним. А могучими ветвями, разбросанными точно руки, он хотел обнять чуть ли не весь мир. Вот такое изумительное творение природы стало любимым местом короля. Часами он сидел под ним, прижавшись спиной и затылком. Что он делал в это время? Думал думу? Или просто, отключившись от всех забот, набирался сил?
И в этот день, как обычно, он подошел к нему, погладил его шершавый ствол, поприветствовал словами:
– Здравствуй, мой друг!
И сел в обычной позе на любимое место. Оно было меж двух могучих корней, которые, создав что-то наподобие кресла, служили ему подлокотниками.
Ему показалось или это было на самом деле: кто-то, крадучись, стал удаляться от этого места. Подумав, что это тайно посланные гвардейцы для его охраны, он спокойно опустил веки. А зря! Это был граф де Понтье. Он своего дождался! Наконец-то король появился на своем любимом месте, о котором ему рассказывали. Надо действовать!
А между тем Людовик старался забыть о делах. Он хотел побыть один, в одиночестве насладиться тишиной, слушать редкий в эту пору птичий голосок. Но вспомнился только что состоявшийся разговор с маршалом. И он понял, почему. Ведь он не сказал маршалу о флоте. А тот не догадается этого сделать. Он вскочил и быстрыми шагами направился к карете. Отдав соответствующее распоряжение, успокоившийся, король вернулся на прежнее место. Кучер погнал карету во дворец.
Понтье тоже вернулся к своей коляске, которая стояла совсем в другом месте, и приказал кучеру возвращаться домой. Радостными криками юноши встретили сообщение Понтье. Они просто изнывали от безделья. Сейчас оставалось определить, как часто Людовик посещал любимое место, и выбрать день кровавой расправы.
* * *
Раймунду не очень хотелось возвращаться домой. Такое состояние наступило после настоятельных приглашений графини. Он хорошо понимал дядю, видел, что он хочет ему только добра, но его душа не лежала к этому шагу. В этот вечер дядя больше не говорил на эту тему, но его вид человека, в чем-то виновного и даже расстроенного, заставил юношу задуматься.
– Дядя, – после ужина он остановил его у дверей, – я был не прав. Я поеду к графине.
Надо было видеть, как оживился де Буа, глаза его заблестели:
– Я уж думал, что Бог лишил разума наш род.
Но Раймунд не рассердился на него и подумал: «Ведь он возится со мной, как с малым дитем. Забросил даже свой приход. И все ради меня».
– Я тебя, сынок, понимаю, – он обнял племянника за плечи, – и, как священник, одобряю, но в такой ситуации заводить лишних врагов нам ни к чему. Я очень рад, что ты понял. Но быть у нее – это не все. Надо покорить эту знаменитую похитительницу целомудрия. И тут я хочу быть тебе наставником. Ты ведь помнишь, что я рясу ношу не всю жизнь. И я был молодым. И мне порой приходилось отстаивать интересы рода. Иногда.
Непонятное упрямство молодого графа бесило де Марш. И графиня решила, что пошлет приглашение в последний раз. И если нет… пусть пеняет на себя. Она ему еще покажет острие своих коготков. Точно услышав ее угрозу, де Буа прислал положительный ответ.
По этому случаю де Буа пригласил цирюльника. Вечером, когда Раймунд предстал перед дядей на смотрины при полном параде, тот, одобрительно кивнув, сказал:
– Ты первый в нашем роду, в ком сочетается мужественность воина с пленительным очарованием Орфея.
