Староста, загадочно улыбаясь, предложил боярину пойти на площадь.
– Че там у тебя – грубо спросил тот.
– Дык, хочу спросить, может нам… тово… еще…
– Ладно, пошли, – сказал боярин, набрасывая на плечи легкое корзно.
Еще подходя к воротам, он услышал какой-то шум и вопросительно посмотрел на старосту. Тот только загадочно улыбнулся, опуская голову. Ворота распахнулись, и Вышата увидел массу народа и две стоявших друг против друга группы молодых парней. Впервые за несколько дней улыбка осветила его лицо.
Толпа громко приветствовала появление боярина. Боярин помахал им руками. Важно воссев в кресло, он махнул головой. Битва началась. Все понимали, что присутствие боярина обострит борьбу. Каждому захочется отличиться. Так и вышло. Битва захватила его. Она шла с переменным успехом. Верхние хотели доказать свою силу, нижние в желании не отставали. И все же нижние стали побеждать. Отличался Андрей. Боярин невольно залюбовался этим бойцом. После последнего раза, когда он видел этого парня, тот сильно подрос, раздался в плечах. Ему не было равных. «Хороший может быть дружинник», – подумал боярин. Когда он побеждал, девчонки ревели от счастья. А если он, тряхнув своими черно-русыми кудрями, глянет карими, с искринкой, глазами, пропадает совсем девка.
Вот он схватился с каким-то детиной. А, это сын сокольничего. Они долго ходят друг перед другом. Вдруг сын сокольничего бьет. Андрей уворачивается, а в ответ наносит такой удар, что тот отлетает на несколько шагов, валится на землю и долго не может подняться. После этого от одного вида Андрея верхние бойцы просто разбежались.
Боярин позвал старосту и что-то сказал ему на ухо. Тот засеменил к воротам и вскоре возвратился и подал ему кисет с деньгой. Боярин поманил к себе Андрея.
– Молодец! Держи, – и подал кисет.
Андрей поблагодарил и отошел к своим. Вышата любовался парнем. «Эх, мне бы такого сына», – вздохнул он. Было чем любоваться. Высок, плечист. Талия, как у юной девы. Сила так и исходит от него. И почему-то Вышате на ум пришло воспоминание. Это когда Андрей спас Настеньку, и они сидели на берегу в обнимку. «Эх, был бы он боярином!» Этот бой будто снял тяжесть с его души. Через двое суток он умчался в Киев, чтобы опять появиться глубокой осенью.
ГЛАВА 2
Князь Даниил Романович возвращался от Батыя с двойственным чувством. А виной его появления в ставке хана был Ростислав Михайлович, сын черниговского князя, который спал и видел подчинить себе Галицкое княжество. Убедив венгерского короля и польских князей в якобы полной его, Даниила, неспособности отстоять свои земли, он уговорил их дать ему войско. Те послушались, дали, и Ростислав вторгся в Галицкое княжество и осадил Ярославль. Даниил был взбешен. Когда Русь изнывает от татарского насилия, этот Ольгович, вместо того чтобы крепить союз русских князей, затевает междоусобные войны. Ему пришлось быстро собрать дружину, выступить с братом Васильком против Ростислава. Они разбили Ольговича. Вспоминая этот момент, он не удержался от улыбки. Как переменчивы порой судьбы! И как иногда мелкое событие влияет на большие, если не великие, дела. То сражение с Ростиславом на реке Сане могло кончиться для него и трагически.
Не рассчитав сил, идя на помощь брату, он повел атаку на дружину Ростиславову и… оказался у него в плену. Воин, который сторожил князя, узнал в нем человека, который когда-то не пожалел денег для спасения его жены, и помог ему бежать.
Даниилу вновь пришлось собрать дружину. На этот раз объединенными усилиями они одолели Ростислава. Эта победа укрепила положение галицкого князя. Но это напугало татар. Батый прислал посла с грозным словом: «Дай Галич!»
Собрал он свою дружину думу думать. Многие выразили желание сразиться с татарами. Да не послушал он их совета. Города после нашествия Батыя не были еще отстроены, да и сил для открытой борьбы не хватало. И порешил князь:
– Не отдам пол-отчизны моей, лучше поеду сам к Батыю.
На память пришло, как впервые увидел татар в Переяславле, в стольном городе прадеда своего Мономаха. Напугался он тогда, что должен будет исполнить их варварские обряды: ходить около куста, кланяться солнцу, луне, земле, дьяволу, умершим и попавшим в ад ханским предкам.
Но, к счастью, Батый не потребовал от него исполнения суеверных обрядов. Когда он при входе в вежу поклонился по их обычаю, Батый встретил его со словами:
– Данило! Зачем так долго не приходил? Хорошо, что теперь пришел. Пьешь ли черное молоко, кобылий кумыс?
Рассмеялся князь, вспомнив, как ему ответил:
– До сих пор не пил, но если велишь, буду!
– Ты уже наш, татарин, – рассмеялся Батый.
Выпил он кумыса, ничего, с кислинкой, на сыворотку похож. Хорошо летом, в жару, холодного попить.
Потом пошел к ханше поклониться. Понравилось все это Батыю. Вечером прислал ему вина и велел сказать: «Не привык пить молоко, пей вино». Чувствовал он, что принимают его с честью, но… зла честь татарская. Прожил он там аж двадцать пять дней, но добился своего: хан оставил за ним все его земли.
Узнать удалось и другое: не все хорошо в Золотой Орде. Побаливал хан. Но особенно боялся он Октая, наследника Чингисхана.
– И у них тоже… – усмехнулся Даниил.
Гордился он тем, что не пожалел времени и со своим дворецким, пустив обоз двигаться обычным путем, налегке заскочили поклониться великой козельской земле. Где-то здесь сложил голову знаменитый воевода. Колышется трава, уже не степная. Не пахнет полынью, чабрецом. Здесь другой запах. Аромат от пестрого многоцветья. Щебет непуганых птиц. А впереди… чернота. Торчат, как забытая стража, закопченные трубы средь головешек. Казалось бы, все замерло на века. Да нет! Раздается чей-то голос:
– Чево тебе надобно, служивый?
Глянул: старуха сгорбленная. Спрыгнул Даниил с коня, подошел и упал перед ней на колени.
– Дозволь, матушка, поклониться тебе, а в твоем лице всему козельскому народу, который, не пожалев живота своего, дал достойный отпор поганым.
И он трижды склонил перед ней голову.
– Вставай, – сказала она, – вижу, ты доблестный воин, коль не побоялся прийти на эту землю. А она живет, не вымерла. Пойдем, – и она повела его за руку.
Она подвела его к церкви. Сразу видно, рубленая наспех, но с куполочком, над которым стоит крест.
Зашел внутрь. Пахнет свежерубленным лесом. На стене икона Пресвятой Богородицы. Пока одна, зато с лампадой. Помолился князь, отвел душу.
– А где батюшка? – спросил он у старухи.
– Уехал, – отвечает она печальным голосом, – будет через месяц.
– Людей-то тут много? – продолжает допрос князь.
– Вертаются, – как-то неопределенно ответила она.
– А где они?
– Дак, кто за дровами, кто на охоте.
