Первого Денис Анатольевич забрал из хирургического отделения: он жаловался персоналу, что больничная койка, которую ему подсунули не иначе как по злому умыслу, ведет себя неправильно: поссорилась с гравитацией, взмывает к потолку, а управлять ею нет никакой возможности: ни руля, ни штурвала, да еще это рысканье по крену и по тангажу… И вот ведь зараза: стоит с нее спрыгнуть – сразу встает на место. Ждет, пока на нее приляжешь.
Анамнез был стандартным: длительный запой, гололед, травма, сухой закон отделения – делирий. Все пробы пациент прошел успешно: разговаривал по отключенному сотовому телефону, читал текст с абсолютно чистого листа уже в приемном покое наркологического диспансера, поэтому с его госпитализацией проблем не возникло.
Второй пациент тоже лежал в больнице, правда, в терапии. Он был отловлен при попытке выйти в окно второго этажа. Нет, ни о какой суицидальной попытке речь и близко не шла. Просто мужик решил эмигрировать. Грех не воспользоваться возможностью, когда за окном – Амстердам. Роль пограничников пришлось брать на себя персоналу отделения. К моменту приезда спецбригады он уже почти уговорил медсестер быстренько махнуть туда-обратно: посидеть в кофейне, опрокинуть пару стаканчиков того-другого, но при виде прибывших гренадеров как-то сник. Зато приободрились несостоявшиеся нарушительницы государственной границы.
Видимо, мужик здорово обиделся, поскольку в приемном покое наркодиспансера ушел в глухую несознанку. Денис Анатольевич уже приготовился к тому, что дежурный врач их просто развернет, но тут судьба подбросила подарочек. Сотрудники ГИБДД привезли на освидетельствование пьянющего водителя. Тому все же хватило заимствованных у автопилота крох интеллекта сообразить, что один выдох в трубку прибора – и водить он будет в лучшем случае машинку сына. На веревочке. Потом автопилот икнул и отключился, но установку оставил. Водитель решил разыграть острый приступ слабоумия: он грыз трубку, пытался откусить кусочек на память, щелкал все кнопки, до которых мог дотянуться, – словом, выкручивался как мог. Полицейские грустнели и багровели, но держали себя в руках.
И тут напомнил о себе тот, который собирался в Амстердам. Он покрутил головой, прислушался, нахмурился и возмутился:
– Это кто бывший педераст? Я бывший педераст? Да я… да ты… да Амстердам твою в Копенгаген по самые Нидерланды! Я этот… как его… гот! То есть гад! Гид! А, ге-те-ро-сексуал, вот!
Застыли все. Только водитель не прекращал попыток расправиться с прибором. Внимание пациента тут же сфокусировалось на нем.
– А ты чего придуряешься? Дуй давай, нечего очередь тормозить, видишь, меня из-за твоих выкрутасов таможня не пропускает! – Он шагнул вперед и отвесил симулянту смачный подзатыльник. Водитель побледнел, часто закивал головой и принялся что есть силы дуть в трубку. Глянув на показания прибора, полицейские повеселели и потерли руки – клиент созрел.
Поскучневшая доктор из приемного покоя принялась писать направление. Но честно предупредила, что места остались только в коридоре женского отделения. Мужик нахмурился и собрался возмутиться, но инициативу вовремя перехватил санитар. Он наклонился к пациенту, положил руку ему на плечо и подмигнул:
– Ты же не собирался там ограничиваться одними кофейнями? Радуйся, попадешь сразу в квартал красных фонарей. Ты гетеросексуал или другим местом вышел?
Последний из вызовов поступил с поста ГИБДД. К ним, оставив старенькую «классику» чуть поодаль, вприпрыжку прибежал взволнованный товарищ и сообщил, что у него в машине двое грабителей. Полицейские подхватились и, на ходу доставая табельное оружие, рванули разбираться. Машина была пуста. Но водитель не унимался:
– Да вон же он, спрятался под сиденьем! Вы только осторожнее, у него автомат!
Перерыв весь салон и пару раз взяв на прицел особо подозрительный огнетушитель, полицейские решили проверить багажник.
– А вот и второй! Видите, презервативы из моей аптечки надувает! Мочите его сами или дайте место для драки!
Когда барбухайка прибыла на место, Денис Анатольевич выяснил, что жертва грабителей-невидимок была уже пятый день в завязке. Правда, перед этим целый месяц колобродила – то на свадьбе, то на поминках, то отмечая третью неделю отпуска – словом, месяц удался. Заверив, что налетчиков изловят и накажут по всей строгости, машину оставили на попечение полицейских, а товарища повезли в наркологию, сетуя на то, что скоро при виде их барбухайки приемный покой начнет баррикадироваться подручной мебелью.
Берегите хозяйство!
Судебно-психиатрические экспертизы в последние недели проходили довольно размеренно. Я бы даже сказал, рутинно. Народ тянул и сдавал в ломбард сотовые телефоны, попадался с наркотиками, потом следствие задавалось вопросом – ну не дураки ли они все – и отправляло особо отличившихся к нам. Немного разнообразил ситуацию товарищ, который уверял патрульного полицейского, что, мол, ничего подобного, мон шер, я не пьян – и в доказательство порвал его форменную фуражку. По всем приметам, в самое ближайшее время просто обязано было случиться что-то неординарное, и оно случилось.
На экспертизу пришла дама средних лет и восточной наружности. На русском она изъяснялась с заметным трудом, жутко смущалась, но, встретив понимание и участие экспертов, почувствовала себя свободнее, разулыбалась, и завязалась непринужденная беседа.
– Что же такое с вами случилось, что вы оказались сначала под следствием, а потом и здесь?
– Шайтан попутал, – сокрушенно покачала головой она.
– Неужто на ушко шептал? – оживился доктор.
– Нет, что вы, просто выражение такое, народное! Мне ум попутал, но сначала у директора столовой вообще последний мозг украл. И совесть сломал.
– Чем же этому шайтану так глянулась ваша столовая? Такая плохая, что ли?
– Столовая хорошая. Очень хорошая. Готовят вкусно, повара хорошие, официанты хорошие, работники хорошие, один директор плохой человек. И еще администратор немножко.
– А они-то чем такие плохие?
– Ум ёк, – она начала загибать пальцы, – совесть ёк, стыд ёк, уважение ёк. Злые, как собаки.
– Ну хорошо, с характеристикой рабочего места все более или менее ясно, – кивнул доктор. – А что конкретно произошло в тот день?
Дама вздохнула и начала рассказывать. Оказалось, что неприязненные отношения с директором у нее сложились уже давно: уж очень гордой и молчаливой оказалась посудомойка. Ишь какая выискалась: все улыбаются, стараются угодить, и только эта все молчком, молчком, да еще и зыркает из-под густющих ресниц. Никакого уважения к начальству! А тут еще и отпроситься вздумала на выходные. Ну он ей и высказал все, что думает о таких, как она, – мол, сейчас отпросится, за выходные заделает еще одного ребенка для своей и без того многодетной семьи, а потом уйдет в декретный – не работник, а сплошное разорение!
Дама попыталась возразить – мол, демографические вопросы – это личное дело ее самой и ее мужа, и нечего чужим мужчинам совать сюда свой нос, не говоря уже о прочих анатомических излишествах. На что директор крайне возбудился и поведал, что вот таких, как она, он пачками, а они к его ногам – штабелями, так что никаких выходных не предвидится. Дама возмутилась: во-первых, никакой связи между его сексуальным магнетизмом и необходимостью работать без выходных она не улавливает, а во-вторых, оскорблений в свой адрес она выслушивать не намерена.
