Максимка швырнул бычок в зелепукинскую чашку и выскочил на шум, раздавшийся с проходной. Там утёсами возвышались два рослых инкассатора и требовали, открыть турникет.
— Ну-ка, быстро урулили отсюда! — завопил взъерошенный Максимка.
— Это ещё что за демон? — оторопели инкассаторы.
— Я что, непонятно объясняю?! — повысил голос Новиков.
— Открывай, давай, — один из крепышей сплюнул на пол.
Максим перегнулся через барьер и съездил первому инкассатору по уху.
— Замочу гада! — взревел здоровяк и двинулся на Новикова.
Второй инкассатор повис у первого плечах, спасая Макса от неминуемых увечий. Пользуясь моментом, Максим засветил первому богатырю кулаком в нос, у того, как из двух кранов, хлынула кровища.
— Прибью, паскудина! — заблажил бронированный крепыш.
— Давай, один на один! — раздухарился Новиков, — гладиаторский бой! Только ты и я! Один на один!
Макс был долговязым и худющим дистрофаном, носил почётную кличку «человек-глист», так что исход гладиаторского боя был предрешён.
— Не трогайте его! Это наш п-поломойка, он п-придурошный и п-припадошный! — запинаясь, заверещал Зелепукин, — он из п-психушек месяцами не вылазит! Видать, опять обострение п-пошло!
Николай Петрович сделал Максиму захват за шею, заволок в каптёрку и запер дверь снаружи.
— Его счастье, что убогий! — прорычал инкассатор, размазывая кровь по бронежилету, — а не то бы я его по грудь в землю вколотил!
— Иди сюда, окорочок! — заголосил из каптёрки Новиков, — я из тебя фарш сделаю!
Инкассаторы, матерясь, покинули помещение, а Зелепукин, выждав четверть часа, заглянул в каптёрку. Максим, распластавшись на полу, храпел, как половозрелый бульдог. Николай Петрович пнул его ногой, Макс не отреагировал, Зелепукин пнул сильнее — та же реакция. Взбешённый охранник, маясь бездельем и негодуя на сподвижника, решил заняться стихосложением. Зелепукин был настолько зол, что рифмы выскакивали из него, как шарики из игрушечного пулемёта. Стихотворение срослось за какие-то полчаса, и Николай Петрович назидательно зачитал его вслух, обращаясь к турникету и конторке с ключами:
Наказ бывалого охранника
Мир стоит на понятиях,
А не дохлых китах —
Водка душит в объятиях,
Исчезая в устах.
Она жмётся и ластится,
Но, в итоге, не даст.
Лишь глазёнки замаслятся,
Оберёт и продаст.
Распрощаешься с дружбою,
Разведёшься с женой,
Распростишься со службою,
Сходишь в суд окружной.
Одичаешь, обносишься,
Провоняешь козлом,
Наблюёшь, пропоносишься
И опухнешь грызлом.
Подерёшься, полаешься,
Дашь начальству дрозда,
Попадёшься, сломаешься
Или съедешь с глузда.
А на всех предприятиях,
Всех складах и цехах
Водка душит в объятиях,
Пропадая в губах.
И пусть будет паршиво вам,
Я замечу одно —
Дело тащит за шиворот,
Зелье тянет на дно.
Ты в дрова не складируйся,
Не чуди, не бузи,
А пойди, закодируйся —
Новый файл загрузи.
Будет жизнь не отважная,
Но зато без венков.
Это — самое важное!
Это — без дураков!
Николай Петрович вспомнил своего дедушку, который любил говаривать, разговевшись стаканом самогонки: «Запомни, Колька, пьянка — дело хорошее, пока она не регулярна. Хочешь покоптить подольше — не пей два дня подряд и не живи с двумя бабами одновременно». Дед протянул девяносто пять лет, документально, долголетием, зафиксировав свои премудрые тезисы. И Зелепукин разразился новым стихотворением, чтобы окончательно наставить подрастающее поколение на путь истинный.
Советы бывалого охранника
Пьянка ловит на живца
Нашу молодёжь.
С бодуна не пей пивца —
В штопор упадёшь.
Если давечь намешал —
Жди с утра угар.
И запомни — анаша
Множит перегар.
Самого себя ругай,
Что мордень в крови.
Унитаз свой попугай,
Карму обнови.
Припади на плитку лбом.
Да подумай, пёс!
Разве тут торчал столбом,
Кабы был тверёз?!
Предки мудро говорят:
Старшим не груби,
Не бухай два дня подряд,
Баб двух не е-и.
Не части, переборща,
Не круши вещей,
Съешь тарелочку борща
Или кислых щей.
Выпей квас или рассол,
Редькою зажуй,
А припрёт — глодай мосол,
Ты же не буржуй.
Стрескай лук или чеснок,
Кофе разгрызи.
Даже если валит с ног,
Ближних не грузи.
С похмела не тронь турник,
Штангу не тягай.
Коли спирт в мочу проник,
Снова порыгай.
С похмелюги не кури —
Сердце береги.
Не быкуй и не дури,
Не мети пурги.
Приложи на темя лёд,
Брызни от души.
Да, смотри, не лезь вперёд,
В сторону дыши.
Капни в глазы «нафтизин» —
Краснота сойдёт.
Ну, а если ты грузин,
То и так сойдёт.
Нацепи на нос очки,
Галстук повяжи,
Прилижи волос пучки,
Чубчик уложи.
Что творил, не вспоминай —
Ран не береди.
Лист капустный уминай,
Морсу наведи.
Да поменьше восклицай,
Что ты с бодуна!
Слопай «антиполицай»,
Как и вся страна!
Николай Петрович ещё долго бы перечислял способы борьбы с похмельем, но через проходную повалил народ с вечерней смены. Через два часа Зелепукин опять заглянул в каптёрку, Макс храпел так, что уши закладывало. Николай Петрович потрепал Новикова за плечо, тот открыл глаза, но взгляд его был таким остекленевшим и неодушевлённым, что Зелепукин сообразил — дорабатывать смену ему предстоит в одинаре. «Ну, Макс, ну, погоди», — мстительно подумал Зелепукин, — «я тебе устрою вечер воспоминаний». Он решил прибегнуть к излюбленному приёму своей жены, возведя подвиги Новикова в геометрическую прогрессию. В шесть утра Николай Петрович проснулся от барабанного стука в дверь, это очнувшийся острожник ломился на волю.
