— Хватит ныть, Ивашка, как-то не солидно с твоей стороны. Нюни тут, понимаешь, распустил. Знаешь, что такое нюни?
— Нюни, они и есть нюни, — проскулил Бурмакин.
— Нюни — это губы, — просветил Переплут, — слово знаете, а значение напрочь забыли, недопёски, Иваны, не помнящие родства. Скажи ещё спасибо, что я все раны твои затянул, а ведь мог бы и не заморачиваться.
— Премного благодарен. А анахронизмов я не меньше твоего знаю, ваше сиятельство. Усвоил?
— Ивашка, Богов так не почитают.
— Да-а-а? А как их почитают?
— В ноги кидаются, обувь целуют.
— Обойдёшься.
— Совсем оборзел народишко, — вздохнул двойник, — никакого трепета перед Небожителями не осталось.
Бурмакин почесал затылок, с сомнением посмотрел на близнеца и пробурчал:
— Так ты, значит, Бог?
— Да, — скромно кивнул брат два, — славянский Бог по имени Переплут.
Ваня хотел подойти, рассмотреть славянского Бога поближе, но поскользнулся и вновь очутился в пивной луже.
— Та-а-ак, а кто тут порядок наводить будет? — поинтересовался Бурмакин из положения лёжа, — напортачил, Небожитель, — будь добр, прибирись.
— Тебе надо, ты и прибирайся. А моё дело — сторона, я только пакостить умею.
— Не понял?! — повысил голос Бурмакин, — ну-ка, быстро всё убрал!
— Мне опять что ли, в чудище о трёх головах превратиться? — кротко поинтересовался Переплут, — только на этот раз я тебя, грубияна, не пощажу, запеку как окорочок в микроволновке. Будешь таким молчаливым, тактичным и аппетитным окорочком. К тому же, от тебя будет приятно пахнуть, не то, что сейчас.
— Я не хочу быть окорочком, — закапризничал Ваня, поднимаясь на ноги и обнюхивая свою пропитанную пивом рубашку.
— Никто не хочет, а как по-другому с вами, с неслухами бороться? Только с помощью кулинарии — вот так запечёшь одного баламута, остальные будут как шёлковые.
Ваня, матерясь на чём свет стоит, залез на стул и принялся вытирать стену полотенцем. Стул опасно покачнулся и чуть не опрокинулся.
— Я сейчас навернусь! — завопил Бурмакин, — подсоби! Подержи стул, Небожитель хренов!
— Рождённый ползать упасть не может, — отмахнулся Переплут, — сгонял бы ты лучше, Ивашка, вниз, проверил затопленный подпол.
Глава 3. Интернациональное счастье
Ваня рванул в подвал. Вид подсобки, открывшийся его взору, поражал сказочным размахом и приучал к мысли, что чудеса всё-таки существуют. Двенадцать работников ДЭЗа: сантехники, газовщики, электрики, лифтёры разных национальностей и вероисповеданий плавали на надувных баллонах из-под КАМАЗа по пивным волнам и ловили ртами последние капли, капающие с потолка. Они обнимали свои чёрные круги и энергично бултыхали по пене волосатыми ножищами. Ваня автоматически отметил, что дэзовцы рассекали по пивным волнам в одних семейных трусах и были в дымину пьяными. Бурмакин настолько обалдел от происходящего, что не нашёл ничего лучшего, чем спросить?
— Мужики, а у вас до скольки рабочий день?
Ване никто не ответил, все только презрительно посмотрели на назойливого посетителя и промолчали. Чувствовалось, что работу здесь любят и по домам не торопятся.
— Мужики, а кто у вас главный? — задал Бурмакин ещё один неуместный вопрос.
Вопрос был настолько бестактен, что в подсобке повисло молчание, прерываемое негодующим сопением.
— А ты хто такой? — голосом, обещающим незваному гостю скорые неприятности, поинтересовался один из мужчин.
Ваня сообразил, что если он сейчас сморозит очередную глупость, то будет сейчас же наказан. В него, как в плохого актёра полетят вещественные знаки недовольства, но не гнилые овощи и фрукты, а ошмётки пивной пены. Бурмакин зажмурил глаза и признался, что является хозяином квартиры на первом этаже.
— Шо ж ты сразу нэ сказав. Мы цэ думали, ты очэрэдной хорлопан из подъэзда, а ты наш блаходэтэль. Прыхай в пыво, — разрешил бригадир.
— Как-то неудобно, — замялся Бурмакин.
— Шо неудобно? — подивился бригадир, — такому олихарху, як ты, усё удобно. Надувной круг нашему блаходэтэлю.
Ване тут же подогнали баллон, предлагая присоединиться к их гоп компании. Бурмакин оседлал камеру из-под КАМАЗа, и тринадцать кругов, подобно чёрным лебедям, заскользили по «клинскому» озеру. Русские и украинцы, белорусы и молдаване, узбеки и таджики, наконец-то, слились в единую, интернациональную семью на фоне пивного изобилия. Присутствующие время от времени отхлёбывали пивка, пели песни и вели интеллектуальные беседы, каждый сам с собой и на своём наречии. Иван опять быстро закосел и, как водится, начал разбирать чужие языки и диалекты. Он вынес из пьяных базаров, что тут работают и бывшие актёры, и военные, и наркоманы, и дехкане, и пастухи, и даже смотритель арыка. Их идиллию прервал низенький дядечка с портфелем, вломившийся в подсобку и заявивший служебный протест.
— Ты хто? — оторопел бригадир.
— Я государственный чиновник, работник санэпиднадзора, — приосанился плюгавый мужичонка, — я способствую процветанию нашей страны и фильтрую вино водочную продукцию, поступающую к нам из-за рубежа.
— Поглядите на него, он из СЭС, — хохотнул майор в отставке, — «эсэсовец», значит? Так что тебе от нас нужно, дружище?
Я должен сделать контрольные замеры и проверить пиво на соответствие всем пищевым нормам Российской Федерации. Вы не имеете права пить не сертифицированный напиток и нарушать гражданский кодекс! Я требую немедленно прекратить, употреблять внутрь несанкционированное пиво!
Работник санэпиднадзора достал из портфеля телефон и стал куда-то названивать.
— Окунуть его в пыво! — приказал бригадир.
— В пиво его!!! — завопили остальные работники ДЭЗа.
— Устроим день Нептуна «эсэсовцу»!
— Он, видите ли, вино водочную продукцию фильтрует! Не верю!
— Замухрышка, лучше бы ты базар фильтровал. Толку было бы куда больше.
Могучие, пролетарские руки ухватили чиновника за обе штанины и повлекли в пивной омут.
— Я плавать не умею, — пискнул чиновник, роняя телефон в пучину.
— То ж не вода, то ж пыво, — укоризненно крякнул бригадир, — в ём даже мобылы не тонуть.
— И, тем не менее, я должен заметить, что мой телефон утонул! — стал надрываться клерк, — и я утону! Граждане, помогите! На помощь! Спасите!
— Экскременты не тонут, — напомнил бывший торчок, — а и утонешь — не велика потеря.
Государственного чиновника столкнули в пиво и стали участливо наблюдать, за его попытками научиться плавать.
— Шо это там шаволится? — бригадир подозрительно уставился на свой баллон.
