— Справный бутуз, — одобрила акушерка, — давай-кось крепыша, я его в смотровую палату отнесу. А ты, мамаша, покамест, приспни, умаялась, поди, на родах-то. А папашу попрошу в гостевую палату.
— Уже ушёл, — Ваня сделал напоследок козу сыну и убрался в палату для посетителей.
2. Разнос
Сиволап очнулся оттого, что кто-то бесцеремонно тыкал его посохом. Этот кто-то, оказался разъярённым Велесом.
— Опять опростоволосился, долдон! — взбеленился Бог Тёмных Сил, — чёрт с ними с острожниками, но младенец мне нужен живой и здоровый! Сейчас же!
— Ужо младенца-то я настигну, — пообещал карачун, потирая распухшее ухо, — с ним мороки не будет.
— Ужо настигни, а не то, я тебя самого в Пекло упеку.
— Не беспокойтесь, щенок от меня не уйдёт, — щёлкнул сапогами и тут же сморщился Сиволап.
— Хотелось бы верить. Если через четверть часа не доставишь его мне, высылаю Рога с сотоварищи.
— Есть, — карачун заранее скорчил рожу, но молодцевато сдвинул каблуки.
3. Весёлая семейка
Иван штудировал свою книгу, когда перед ним вырос Сиволап.
— Не убивайте меня, дяденька, — взмолился Бурмакин, пытаясь прикрыться толстым томом, — я тут не причём.
— Докладай, холоп, где переплутовское отродье?
— Мне не ве-е-едомо, — заныл Ваня.
— Говори, гадёныш! — Сиволап замахнулся палицей.
— Я скажу, скажу, — Иван рухнул на колени и прикрыл голову руками.
— Кто бы сомневался.
— Он в смотровой палате, восемнадцатая кроватка.
Сиволап, прихрамывая, отправился в смотровую. Через минуту он вернулся, неся мальчика за шкирку. Крошечный Вадик, болтаясь в распашонке, жалобно посмотрел на папаню и заплакал.
— Я же говорил, никакой мороки не будет, — сплюнул Сиволап.
— Нет, будет! — неожиданно для самого себя взвизгнул Бурмакин и вцепился зубами чудищу в лодыжку.
Младенец вывернулся из рубашонки, упал на пол и на четвереньках пополз к двери. Карачун треснул Ване палицей по лбу и рванулся за мальчиком. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге возник не кто-нибудь, а Переплут в шкуре Джейсона Стетхема.
— Давно не виделись. Куда это ты собрался, чмо колченогое? — пробурчал Бог пьянства и принялся метелить Сиволапа с присущей ему энергией.
Вадик подполз к Бурмакину, положил свои крошечные ладошки ему на голову, и тот открыл глаза. Затем они, из положения лёжа, стали наслаждаться дракой небожителей. Лидировал, безусловно, Переплут; бедолага Сиволап от его ударов кряхтел, пыхтел и повизгивал. В конце концов, брат два вырубил карачуна ударом ноги в то же ухо, привязал за хвост к спинке койки и подсел к своей новой семейке.
— А ты молодцом, — похвалил Ваню Переплут, — кусаться, стоя на коленях, это сильно. Я бы так не сумел.
Бурмакин надулся, а Бог пьянства, наоборот, придя в хорошее расположение духа, хлопнул его по плечу.
— Кстати, поблагодари Вадика за спасение, если бы не он, тебе кирдык настал.
— Я обиделся, — засопел Ваня.
— На обиженных воду возят. Если бы не Вадик, ты из комы так и не вышел.
— Я был в коме?! — ужаснулся Бурмакин.
— А ты думал после палицы Правосудия только шишка на голове останется?
Младенец неуклюже встал на ноги и тонким голосом предупредил:
— Папы, в холле материализовались ещё три карачуна. Будьте осторожны.
— Откуда ты знаешь? — открыл рот Бурмакин.
— Они в кожаных куртках и штанах, обуты в байкерские сапоги, все трое хромают.
— Вадя, ты же заговорил! — завопил Иван, — ничего себе, через десять минут после рождения! И уже ходить можешь?!
— Пока нет, только стоять, — отчитался мальчуган, покачиваясь и пытаясь сохранить равновесие.
— Вадик, ты сказал: «папы» или мне послышалось? — строго переспросил Переплут.
— Да, я сказал: «папы», вас же двое.
— Я один, единственный, твой единокровный отец! — возмутился Бог пьянства, — а Ванька так — седьмая вода на киселе.
— Почему это я — седьмая вода? — оскорбился Бурмакин, — ещё неизвестно, чей он сын. Мой или твой.
— Конечно, мой, в его жилах плещутся мои божественные гены. Разве не заметно?
— А похож он на меня, вылитый я в детстве. Хочешь, я тебе свою младенческую фотографию покажу?
— Засунь её, знаешь куда, свою фотографию.
— Я тебе её туда самому засуну, — выпятил челюсть Бурмакин, доставая из кармана шокер.
— Мне?!
— Тебе!
— Соплёй перешибу. — пригрозил Переплут, — балабол кусачий. Куда тебе супротив меня?
— Папы, прекратите перепалку, — вмешался Вадик, — карачуны всё ближе, и настроены они весьма решительно.
— Вот скажи, брат два? — усмехнулся Бурмакин, — почему Вадя видит, что творится за стенкой, а ты нет? Что, старикашка, с годами утратил свои волшебные свойства? Зрение стало подводить?
— Зато у тебя появился реальный шанс умереть молодым и зорким, — в руке Переплута сверкнула молния.
Дверь палаты отворилась, и в проём просунулась морда карачуна. Переплут, не раздумывая, метнул молнией в него — раздался собачий визг, и запахло палёной шерстью.
— Так его, гада! — возликовал Ваня.
В дверную щель просунулись ещё две мордуленции. Переплут толкнул дверь ногой, прищемил головы карачунов и принялся молотить их кулаками.
— Молнией их полосни! — заверещал Бурмакин, — молнией!
— Где я тебе столько молний наберусь? — проворчал Бог пьянства, нещадно дубася карачунов, — была одна, да и в той вольт маловато.
— Что ты за Бог такой? — расстроился Иван, — молний, и тех нет. Ни на что ты не годен, брат два.
— Ты мне здесь лекции ещё будешь читать?
Дверь слетела с петель, и три карачуна обступили Бога пьянства.
— Переплут, ты с ума сошёл? — Рог погрозил брату два когтем, — мы при исполнении, на нас возбраняется нападать.
— Разве?
— Раньше ты всегда покорно следовал нашей воле.
— Ну, не покорно, но следовал.
— Так в чём дело?
— В моём сыне, я его в обиду не дам.
— Смири гордыню, Бог пьянства, ты же знаешь, мы неуязвимы.
— Знаю я вашу ахиллесову пяту, — усмехнулся Переплут и наступил ногой Рогу на сапог.
— У-у-уй! Гадюка! — взвился карачун, — на самую больную мозоль наступил! Чтоб тебя!
