На четвертом этаже я чуть не столкнулся с девушкой в сине-желтом кимоно и с кувшином в руке. Она была босая и грязная, волосы висели по плечам, и при взгляде на них мне стало дурно.
Она улыбнулась мне во весь рот и как бы случайно распахнула кимоно, чтобы я увидел, как мало под ним надето.
– Привет, красавчик! – сказала она, останавливаясь. – Заблудился?
– Совершаю экскурсию по трущобам, – ответил я, пробираясь мимо. – Обозреваю местные достопримечательности, если их можно так назвать.
Улыбка растаяла.
– Еще один сопляк, – сказала она.
Она пошла дальше, пошел и я. У двери с номером три я остановился и утер со лба пот. Мне не нравилось это заведение, а постояльцы – еще меньше. Я постучал четыре раза, медленно, но не слишком громко: мне ужасно не хотелось разбудить кого-нибудь в соседних номерах. Ничего не произошло. Я подождал, прислушиваясь, но ничего не услышал.
С другой стороны коридора из-за закрытой двери доносился протяжный храп, громкий и яростный, как рев электропилы, вгрызающейся в сучковатое бревно.
Я снова постучал, на этот раз более настойчиво, и украдкой посмотрел по сторонам, ожидая, что меня либо обругают, либо чем-нибудь в меня запустят.
Из ванной вышла все та же девица в кимоно, но уже без кувшина и направилась в мою сторону.
– Почему бы тебе не пнуть эту несчастную дверь ногой? – предложила она, проходя мимо. – Было бы меньше шуму.
Только она сказала не “несчастную”.
Я поглядел ей вслед: она дошла до конца коридора, открыла дверь и обернулась, потом сделала неприличный жест, вошла в номер и закрыла дверь. Я почесал в затылке – не от смущения, а потому, что там чесалось.
Потом я аккуратно нажал на ручку двери, но она не поддалась. Снова оглядевшись по сторонам, я наклонился и заглянул в замочную скважину. Изнутри в нее был вставлен ключ, сквозь щелочку я заметил свет. Больше ничего не было видно. Я вздохнул и постучал снова, теперь уже так громко, что господин, храпевший, как электропила, затих. И опять ничего не произошло.
Я вернулся по коридору к лестнице и спустился в вестибюль. Портье, нахмурясь, взглянул на меня поверх очков.
– Он не уходил?
– С чего бы? Он вас ждал, – ответил портье, отодвигая газету.
– Так вот, он не отзывается. В номере горит свет, а дверь заперта изнутри. Вы что-нибудь предпримете сами или мне вызвать полицию?
Портье вскочил так резво, будто кто-то ткнул его штыком.
– Не делайте глупостей! Я не хочу, чтобы здесь появились копы. Может быть, он просто крепко спит?
– Не похоже. У вас есть дубликат ключа или мне выстрелить в замок?
– Если вы так настаиваете, я лучше поднимусь, – сказал он. – Вам кажется, что-то случилось?
– Пойдемте посмотрим.
Я пропустил его вперед и подгонял его сзади, так что мы поднялись быстро: добравшись до четвертого этажа, мы оба дышали так, словно срочно нуждались в кислородном аппарате.
Девица в кимоно совершала очередную прогулку в ванную комнату.
– Привет, Керли, – бросила она портье. – Что за шум?
– Скройся с глаз, грязная бродяжка, пока я не дал тебе хорошего пинка, – ответил тот, не повышая голоса.
Я ожидал взрыва, но вместо этого она нервно и заискивающе улыбнулась и быстро убежала, будто и вправду опасаясь, что ей дадут пинка.
– Что за милый, ароматный народ живет в вашей гостинице, – заметил я, подталкивая его к третьему номеру.
– Вас кто-нибудь спрашивал? Они обычные люди, если уметь с ними обращаться.
Он застучал кулаком в дверь, подождал, отступил и изо всех пнул ее ботинком. Похоже, сегодня он был настроен пинаться.
Вдруг из соседней двери появился тощий смуглый мужчина, голый по пояс, в пижамных брюках, знавших лучшие времена. Его худое лицо искажала ярость.
– Я уже целый час пытаюсь заснуть! – срывающимся от гнева голосом крикнул он. – Убирайтесь отсюда, пока я ничего вам не устроил!
Портье снял очки и убрал их в карман, потом улыбнулся тощему мужчине:
– Ничего не устроил? Что именно?
– Например, забил бы ваши проклятые зубы в вашу проклятую глотку, – прорычал тощий, встал в стойку и двинул портье кулаком в зубы. Во всяком случае, он попытался это сделать, но портье отвел голову, и кулак просвистел мимо. Прежде чем тощий смог восстановить равновесие, портье выпрямился и с треском заехал ему в челюсть. Тощего отбросило в комнату, и он приземлился на пол с грохотом, сотрясшим все здание.
Портье закрыл за ним дверь, снял с руки жуткого вида медный кастет и снова надел очки. Теперь он выглядел безобидно, как старушка за чаем.
– Нужно уметь с ними управляться, – сказал он, выуживая из кармана ключ. – Тогда все будет в порядке.
– Может, вы откроете дверь и перестанете корчить из себя Джеймса Кейни?
Он принялся возиться с замком, и в конце концов ему удалось вытолкнуть тот ключ, что торчал изнутри. Потом он вставил свой ключ и осторожно его повернул.
– Отошли бы вы в сторонку, он может занервничать, – посоветовал портье, сам отступая за дверь. Повернув ручку, он толкнул дверь. Ничего не произошло. Никто не выстрелил. Мы осторожно заглянули в освещенную комнату.
Хофман сидел в кресле, руки свисали как плети, голова склонилась к груди. На его пальто и на полу была кровь.
– И почему только этот гад не позволил себя убить где-нибудь в другом месте? – посетовал портье, выходя из номера.
Я склонился над Хофманом, приподнял его голову и снова опустил. Потом дотронулся до его руки; она была еще теплой. Его убили совсем недавно.
– Черт побери! – продолжал портье. – Здесь становится жарко, как в печке. Стойте здесь, а я пока кое от кого избавлюсь. Я хочу, чтобы здесь было чисто, когда приедут копы.
Он выскочил из номера, и я услышал, как он бежит по коридору.
Я оглядел грязную комнатуху. Окно было открыто, снаружи затекал холодный воздух и туман. Подойдя к окну, я высунул голову и посмотрел на пожарную лестницу. Должно быть, убийца забрался сюда именно по ней, это было нетрудно. Я вернулся к Хофману, расстегнул его пальто, задрал рубашку и увидел рану как раз под сердцем. Его закололи чем-то вроде ножа для разделки туш. Удар был нанесен с большой силой. Кожа вокруг раны была изрезана. Я посмотрел вокруг в поисках орудия убийства, но ничего не заметил. Потом я проверил его карманы, однако не нашел ничего интересного. Под кроватью стояли два чемодана, в которых также не оказалось ничего особенного.
Я почувствовал внезапную усталость и слабость. Спать теперь уже не придется, а придется дождаться Хэккета и провести остаток ночи, наблюдая за его работой. Я тихо застонал и пожалел, что в номере нет чего-нибудь крепкого.
