– Да чего там, – великодушно простил ее капитан. – Бабник, он и есть бабник. Все правильно. Не то что твой Вадим.
– Правда? – расцвела Камышева. – Слушай, что… правда?
– Чистая правда. С чего ему гулять? У него такая жена… Если б у меня была такая жена…
– Это что, предложение?
– Слушай, ну неужели ты хочешь променять своего замечательного Камышева на какого-то там бабника?
В трубке помолчали, должно быть переваривая сказанное, а потом ответили:
– Знаешь, пусть уже будет что есть. Ой, мама дорогая!
– Что, на утюг села? – сочувственно спросил капитан.
– Хуже. Слушай, я с пьяных глаз пригласила Сорокину на день рождения.
– Зачем?
– Ну, надо же было как-то разговор поддержать… Может, она не придет? Или забудет… Слышишь, Игорь, ты звони, если что.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. Знаешь, ты бы выпил чего-нибудь и спал.
– Я уже выпил. Не помогает.
– Слушай, у меня снотворное классное есть. Я тебе завтра с утра на работе занесу.
Он хотел сказать, что ничего не нужно, но она уже быстро произнесла:
– Ну, пока! – И отключилась.
Он задумчиво повертел в руке нагревшуюся телефонную трубку, еще раз зачем-то поднес ее к уху и послушал частые гудки, а потом осторожно нажал кнопку отбоя. О чем это они сейчас говорили? О важном или просто потрепались? Он так и не пришел ни к какому выводу. Подошел к окну – в доме напротив горели только три окна: два на четвертом этаже и одно на последнем. Там тоже не спали. Ему почему-то стало намного легче – то ли потому, что где-то тоже не спали, то ли потому, что позвонила среди ночи Маша Камышева. Она тоже не спала, думая о нем и об этой несчастной штукатурше. Игорь прижался горячим лбом к холодному оконному стеклу и закрыл глаза. Что-то внутри отпускало, таяло, уходило куда-то. И внезапно он почувствовал, что ужасно, просто смертельно хочет спать. Он добрел до дивана, лег и, не раздевшись, уснул.
* * *
– Аринушка, ужинать будешь?
Людмила Федоровна, преодолев два лестничных пролета, тяжело дышала, и Ариадна Казимировна с жалостью посмотрела на подругу. Да, довели ее милые доченьки Люсю, что и говорить. Как бы у нее давление не подскочило от всего этого…
– Девочки сказали, что ты не хочешь… Ну, как же не поужинав? Я тебе омлет твой любимый сделала, – с улыбкой сказала подруга, протискиваясь в дверь с полным подносом. – Покушай, Аринушка. Горячий еще.
Улыбались только Люсины губы, а глаза в припухших, скорбно опущенных старческих веках с сеткой красных прожилок смотрели грустно, точь-в-точь как у обиженной собаки, – Ариадна Казимировна, заметив это, сразу же укорила себя за то, что сравнила глаза подруги с собачьими. Впрочем, Люся собак очень любит.
– Садись, посиди со мной. Ты чем-то расстроена? – спросила она многозначительно.
– Так… Пустяки. Нездоровится что-то. – Людмила Федоровна судорожно сглотнула и затравленно покосилась на дверь.
Ариадна Казимировна быстро встала, подошла к двери и рывком ее распахнула. Раздался глухой удар, и кто-то охнул.
– Что вы здесь делаете? – сухо спросила она.
Девушка окинула бабушку своего жениха таким взглядом, что Ариадне Казимировне пришел на ум гробовщик, снимающий мерку с клиента.
– Я жду ответа, – поторопила она.
– Да пропадите вы пропадом! – вдруг взорвалась жертва удара. – Синяк же теперь на лице наверняка будет!.. Мне что, делать больше нечего, как подслушивать под вашей дверью?! Вы же думали, что я подслушиваю, да? Валерия Аристарховна попросила сходить, узнать… может, плохо, может, надо чего… А вы… Да пошли вы все к черту! – неожиданно заключила она. – Не дом, а семейка уродов…
– Это точно, – сказала Ариадна Казимировна и захлопнула дверь.
Люся испуганно смотрела со своего места, вытягивая шею, как черепаха из панциря, но встать и подойти к разговаривающим так и не решилась. Эта наглая девица совсем затерроризировала ее, подумала Ариадна Казимировна. Когда она вернулась к столу, где верная Люся сторожила остывший омлет, у ее подруги, как у маленького ребенка, дрожали губы, предваряя плач, а также дрожали оба подбородка и пухлые старческие ручки.
– Что… Что она хотела?
– Не знаю, – отрезала хозяйка. – Говорит, Лерка послала.
Людмила Федоровна тяжело приподнялась и плюхнулась обратно в кресло, закрыв лицо руками. Плечи у нее затряслись.
– Ну, хватит уже, – приказала ей Липчанская. – Сколько можно!
– Ариша, – прошептала Людмила Федоровна и сжала в мольбе ладони. – Ариша! Откажись ты от этой затеи! Ничего из нее не выйдет! Только ссоры, только раздор… Я тебя умоляю… Пойдем, прямо сейчас пойдем и скажем, что ты передумала…
– Еще чего! Ешь! – подтолкнула тарелку к подруге Ариадна Казимировна.
Та машинально взяла вилку и принялась есть. Потом встрепенулась:
– Что ты! Это же тебе!
– Я не хочу, – отмахнулась та. – Себялюбцы… Ах, какие себялюбцы!
Людмила Федоровна горестно поедала омлет, а ее подруга мерила шагами комнату.
– Почему нельзя уважать волю другого человека? Почему каждый думает только о себе?
– Это закон природы, – рассудительно заметила Людмила Федоровна. – Ты что, хочешь отменить законы природы – вот так, одним махом? Конечно, так и должно было случиться! Как же иначе? Вот посмотри: любая самка, даже крохотная домовая мышь, защищает своих детенышей. И она несет добычу им, а не чужим детям, правильно? А ты, Аринушка, извини, сделала все наоборот. Ты попрала законы природы…
– Человек тем и отличается от животного, что способен мыслить и делать выводы, – заметила Ариадна Казимировна.
Но подруга пропустила это замечание мимо ушей, продолжая развивать свою мысль:
– Кто я тебе? Никто. Значит, они правы. Они тысячу раз правы!
– Налей мне кофе, – попросила Ариадна Казимировна.
Люся послушно разлила еще горячий напиток по чашкам.
– Булочку хочешь?
– Сама ешь.
– Ты же целый день голодная! Хоть сахарку-то положи… Меду вот.
– Господи, что ж они такие неблагодарные… – Ариадна Казимировна горько поджала губы. – Ведь если бы не я, их бы и на свете не было…
– Ариша, ты их родила, – рассудительно прошамкала Людмила Федоровна сквозь булочку, – но они ведь не твоя собственность, правда? Они же тоже… личности. С ними нужно считаться.
– Личности? А кто с нами будет считаться? Мы с тобой тоже личности! Да еще и пережили поболее, чем они! Я тебе еще раз говорю, что, если бы я только не захотела, этих личностей никогда бы на свете не было. Они всем мне обязаны. Всем! И сколько мне из-за этого пришлось пережить! Через какое унижение пройти… Через что пришлось переступить… – Скорбная складка у ее губ стала еще глубже, и она покачала головой…
