– Особо тяжкие.
– Наш профиль. Короче, соображаешь, какие вопросы задавать.
– Да, Вика, насчет экспертиз. Можно еще раз сделать тест на инсулин Липчанской Ариадны Казимировны?
– Это ее мать?
– Да. Я не намекаю, что вскрытие сделали неквалифицированно. Но, может быть…
– Нет проблем. Ради бога, давай только обойдемся без взаимных реверансов! Я сама знаю, что инсулин – вопрос сложный, так что все равно пришлось бы настаивать на повторном исследовании. Тем более что здесь действительно нужен мастер. Знаю я одного такого. Он уже, правда, год как на пенсии, но я его лично попрошу. К тому же это мой свекор. Вот так. Идет?
Признаться, эта Вика нравилась Кате все больше и больше!
– Вик, а время убийства предположительно какое?
– Навскидку от половины второго до четырех часов. Да, и еще. У убитой этой ночью был сексуальный контакт. Довольно активный. Вся постель в свежих пятнах. Это тебе ни о чем не говорит? Ухажера ее, случайно, не знаешь?
Катя пожала плечами.
– Поспрашивай. Может, сестра в курсе. Все меньше работы было бы. Кстати, с кого думаешь начать?
– С нее и думаю.
– Ладно. Действуй.
* * *
Елена Аристарховна заперлась на ключ. Кате пришлось заверить, что это именно она, прежде чем замок щелкнул и ее пустили в комнату. Едва гостья перешагнула порог, сестра убитой тут же снова заперла дверь.
– Елена Аристарховна…
– Ради бога, Катя, – перебила ее испуганная женщина, – вы ведь работаете в милиции! Вы можете… Пусть пришлют кого-нибудь – охранять нас. Вы сами видите, что творится… Я – следующая! Маму убили, сестру убили…
Катя вспомнила, как еще вчера эта надменная особа демонстрировала благородное негодование и попрекала ее заваренной кашей, с пеной у рта отстаивая, что мать умерла естественным порядком. Тогда дочери Ариадны Казимировны мысль о насильственной смерти родительницы казалась абсурдом. А уже сегодня она сама трясется, как поросячий хвост, и требует приставить к ней охрану.
– Откуда вы взяли, что вашу сестру убили, Елена Аристарховна? Записка…
– Видела я эту записку! Катя, неужели вы сами не понимаете, что эту записку мог сварганить кто угодно?
– Это не почерк вашей сестры?
– Но она же печатными буквами написана!
– А Валерия Аристарховна как писала? У вас есть что-нибудь, чтобы мы могли сравнить?
– Нет у меня ничего. – Сестра убитой помрачнела. – Но, наверное, можно поискать какую-нибудь ее записную книжку… Что-нибудь в комнате… Квитанции… Человек всегда что-нибудь пишет. Послушайте, это же ваша работа! Вы лучше знаете, как это делается! И вы просто обязаны делать эти… как их… экспертизы… Вы должны прийти к правильным выводам, сравнить ее почерк, в конце концов!
– Когда человек решает покончить с собой, он, как правило, очень взбудоражен и его почерк сильно изменен, – заметила Катя. – Самоубийца взволнован, он находится в состоянии аффекта. Он не думает, как будет выглядеть его почерк и будет ли он похожим на образец. Кстати, многие пишут и печатными буквами, хотя раньше никогда так не делали.
– Покончить с собой?! В состоянии аффекта?! Вы сказали – Лерка покончила с собой?! Но почему? Зачем… Неужели вы намекаете на то, что Лера могла что-то сделать с мамой… а потом и с собой? Но это же полная чушь! Ее убили, убили…
– И вашу мать тоже убили?
Елена Аристарховна тяжело опустилась на стул.
– Но… нам ведь сказали, что ничего такого не нашли. Что она просто умерла от остановки сердца и мы можем ее похоронить. Разве не так?
– Убить можно не только ядом, – пожала плечами ее собеседница. – Может быть, вашу сестру замучила совесть?
– Я знаю, кто это сделал, – заявила Елена Аристарховна, проигнорировав вопрос о совести. – Когда речь идет о таких деньгах… Неужели вам самой до сих пор ничего не пришло в голову?
– Что?
– Что Ванька у Леры единственный сын. И наследник. Сначала он хотел дом – просто помешался на этом доме…
– У него же есть квартира в столице, – невинно заметила Катя.
Елена Аристарховна посмотрела на нее как на слабоумную.
– Катя, какая квартира? Двушка в многоэтажке? Это же несравнимые величины! Об этом смешно даже говорить. А здесь – дом в Крыму, гектар земли! Он же мечтал обзавестись тут частной гостиницей! Это же золотое дно, как вы не понимаете? Он уже со мной советовался, просил помочь с проектом, хотел устроить тут частный отель… когда мама оставит ему дом, разумеется. Да даже если ничего не перестраивать, а просто продать этот участок, можно было бы выручить не просто большие, но огромные деньги! Стоимость сотки земли на побережье растет с каждым годом. И какое место! Недалеко Ялта, и в то же время чисто, спокойно… Я думаю, когда он узнал, что мать хочет отписать дом этой интриганке, то…
– Он отравил родную бабку собственным инсулином? А потом сам же и пришел с пустой упаковкой?
– Но коробочка-то пропала?! А в комнате, кроме меня, вас, врача, Светланы, Ваньки и этой его девки, никого не было! Я, вы, врач и Света были далеко, остается эта девка! И если не он сам, то она ее и спрятала, потому что… О господи!..
Катя вспомнила, что не далее как позавчера сама рассуждала точно так же: коробку могли спрятать либо Иван, либо его невеста. Которая, кстати, закончила медучилище и, как оказалось, вполне могла быть знакома со свойствами инсулина. Если бы Елена Аристарховна слышала тот разговор в саду, когда сама Катя лежала на скамейке, а эти двое между поцелуями рассуждали о свойствах лекарства, то ее подозрения начет собственного племянника и его невесты переросли бы в полную уверенность. Тем более если бы она знала, что Оксана сидела. И была осуждена за убийство. Однако, даже безо всех этих подробностей, можно признать эту версию далеко не самой абсурдной. Но она пришла сюда совсем не за тем, чтобы Елена Аристарховна зацикливалась на племяннике или его невесте.
– Коробка нашлась, – заявила Катя.
– Где же?
– Я подумала, вышла на улицу… Все оказалось очень просто. Ее сдуло в окно сквозняком, когда Светлана Петровна открыла дверь.
Дверь была уже открыта, когда в нее заглянула Светлана Петровна, но помнит ли это Елена Аристарховна?
– Да?.. Так просто… я об этом не подумала…
– Елена Аристарховна, вы этой ночью были у себя в комнате?
– Да, конечно.
– И ничего не слышали?
– Нет. – Елена Аристарховна покачала головой. – Ничего.
– Во сколько вы легли спать?
– День был такой тяжелый… Ужасный был день! Наверное, легла где-то около десяти. Или, скорее, в начале десятого.
– И сразу уснули?
