– А где здесь вы, Людмила Федоровна?
– Меня… меня здесь нет. Арина… – Старуха слабо ткнула подагрическим пальцем куда-то в середину фото. – Арина… здесь и…
Она неловко завалилась на бок и закатила глаза. Катя в ужасе вскочила, схватила Людмилу Федоровну за холодные руки, пытаясь нащупать пульс, – ей показалось, что это был не просто обморок, а…
Да, это был не обморок. Людмила Федоровна внезапно открыла глаза и шепотом попросила:
– Воды… «Скорую»…
* * *
«Скорая» приехала и уехала, вколов какое-то сильнодействующее лекарство и поставив диагноз – гипертонический криз. Старуха, которая, вероятно, целый день сидела с высоким давлением, даже не догадываясь измерить его, едва не рассталась с жизнью. Однако Людмиле Федоровне, погруженной в переживания, заботиться о своем здоровье, очевидно, и в голову не приходило. Хотя таблетки у нее были под рукой – врач «скорой», скорчив недовольную мину, копался в коробке с лекарствами, выкладывая на столик нужное и диктуя Кате, что и в какой последовательности следует давать ее бабушке. Катя не стала вносить ясность в отношения и послушно все записала, думая лишь о том, чтобы ничего не перепутать. А еще ее беспокоил вопрос о том, что больную старуху совершенно некому поручить, – ну не самой же за ней смотреть? Потом вспомнила о Светлане Петровне и успокоилась. Домработница, наверное, не откажется поработать сиделкой, заодно и Катя не будет волноваться – после оглашения завещания следующей жертвой вполне могла стать именно Людмила Федоровна.
Светлана Петровна приехала на удивление быстро и приняла у Кати пост. Людмила Федоровна, порозовев и отдышавшись, имела уже вполне сносный вид, да и чувствовала себя значительно лучше. Сейчас она крепко спала после инъекции успокоительного.
– Все сделаю, не волнуйтесь, не впервой, – заверила домработница Катю.
В ожидании Светланы Петровны Катя устроилась на балконе комнаты Людмилы Федоровны. Здесь стояли уютные плетеные кресла с мягкими подушечками. Одно из кресел заняла Катя, а другое подоспевшая помощница.
– Она и раньше страдала давлением? – Через стеклянную дверь Катя посмотрела на хорошо видимую отсюда спящую пожилую женщину.
– Да болеет она давлением-то, это точно, – подтвердила Светлана Петровна. – Видно, ей уже намедни плохо было – может, вечером, а может, и вчера. В фартуке ее тут, в кухне, утром нашла, болтается бутылочка какая-то с-под лекарства. Пустая уж. Колола себе чего-то, наверно. Папаверин или как там его? Не разглядела я без очков-то, буквы мелкие. Лечится сама бог знает чем. Нет, врача вызови и лечись. Вон, приехали, сделали чего надо – и дышит! – Прислуга бросила взгляд на подопечную и, видимо, осталась довольна. – А то прямо синяя вся была, смотреть страшно! Да, и давление, и этот… склероз у нее. Фартук-то в стирку бросила прямо с бутылкой-то этой. Нет, чтоб в корзину, с корзинки-то я сама перегружаю, карманы повыверну, все повытряхну, а прямо в бачок бросила! Сколько раз я из машинки то одно достану, то другое. А однова поломалась – мастер приходил, разбирал, так чего только он изнутри не подаставал! И мелочь, и шпильки, и капли для глаз, ейные, между прочим, капли, от катаракты ей выписали. Дорогие. Она их по дому все искала, заглядывала. Да чего заглядывать-то – сама в машинку и бросила! И таблетки какие-то… таблетки-то растворились, понятное дело, а упаковка пластмассовая и застряла! Я же говорю, все забывает, склероз старческий. Чего в карманах носит, с тем в стирку и бросает. И образования-то медицинского нет, а лечится… Вот и долечилась! Доктор ей одно пропишет, а она говорит, мол, сама лучше знаю, что мне помогает. Долечилась, едва в ящик не сыграла! Пусть поспит теперь.
Светлана Петровна вошла в комнату, заботливо поправила на спящей одеяло, снова вернулась на балкон и добавила:
– Теперь оклемается. Поживет еще, не помрет… И без нее горя хватает…
Катю так зацепили слова домработницы, что она, сама не заметив как, достала из кармана блестящую штуковину, найденную ею в беседке, и быстро начала вертеть ее в пальцах, пытаясь сосредоточиться на ощущении: в только что полученной информации есть что-то важное. В сплошном потоке слов, излившемся сейчас из Светланы Петровны, было нечто такое, весьма существенное… какое-то недостающее звено. Катя не смогла сразу, с ходу его вычленить, но она знала, что оно есть. И главное сейчас – это звено не упустить…
– А Людмила Федоровна сама уколы делает? – быстро спросила она. – Себе или кому-нибудь еще? Ариадне Казимировне, например?
– Да бывало… И образования, говорю, медицинского нет, а умеет. И где только научилась? И витамины, и все. Ловко так и не больно. И в поликлинике иной раз так не сделают, как она. Ходила я как-то на уколы, прописали мне, так что за руки такие у сестры – что ни укол, то синячина! А ширяет как в бревно, больно-то как! Пришлось денег дать, чтоб другая делала, да к ней на дом ходить – та не больно колола. А учили-то небось и ту, и другую одинаково! Да, так Людмила Федоровна хорошо уколы ставила. Даже лучше, чем та, за деньги которая. Один раз даже мне тут чего-то вколола. Варенье свое варила, я ей помогала. Пчела меня и тяпнула, а у меня на их аллергия, сразу задыхаюсь, и все. Так она мне быстренько чего-то вколола, и сразу как рукой… Только в сон кинуло. На следующий день еще укол поставила, сказала, что надо. Так действительно, даже и не опухло. А свисток-то собачий вам зачем?
– Какой свисток? – удивилась Катя.
– Да собачий!
Катя поднесла штучку к губам и легонько в нее дунула. Звука никакого не получилось, ошиблась Светлана Петровна, никакой это не свисток.
– Вот то-то и удивительно, что они его слышат, а мы нет, – прокомментировала ее действия домработница.
– Кто слышит?
– Да собаки ж!
– А как они его слышат?
– Черт его знает… может, и не ушами. Но что слышат, так это точно. Как мой внук говорит, сто пудов! У Людмилы-то Федоровны голос слабый, а собачищи быстро бегут! Она кричать далеко-то не может, вот и купила такие свистки. Ей собак в специальной школе учили, они к таким свисткам привыкши. То ли звук там какой… как он называется… забыла…
– Ультразвук? – догадалась Катя.
– Да как-то так, что ли. Она говорила, а я запамятовала. Оно ж мне не надо, как звук этот называется. Да, так нам не слышно, а они чуют. И слушаются. Она им команды всякие этим свистком подает – чудно, будто за нитки их дергает. Как в цирке! И все их теряет – то в халат засунет, а потом тоже, как и фартук, в стирку положит, прямо со свистком-то этим. То в одной комнате найдешь его, то в другой. То на веранде бросит. А один раз пылесосом сразу три штуки засосало. Замучились прямо с этими свистками! Так она прошлый год их сразу много купила – один потеряется, другой найдется. Этот-то вы где нашли?
– В саду, в беседке… Старая беседка, вся плющом заросла. Там еще скамейка рядом, – уточнила Катя.
– Ну, самое ее любимое место! Как расстроенная, схоронится там и сидит. И собак с собой берет. Они ей как дети, право слово…
