Да, хорошая пара – упрямая девушка Оксана и ее жених Иван. Как говорится, дай им Бог…
И тогда нотариус решил завладеть ключами другим способом – хорошо зная слабую сторону Валерии Аристарховны, он подсылает к ней все того же Дениса. Наверное, за этой парочкой не одно интересное дело, думала Катя. Ну, надо полагать, теперь Вика раскрутит их на полную катушку. Такие, как этот Денис, долго молчать не могут. Кстати, он совсем не собирался убивать любовницу, рассчитывая на то, что дамочка сама ему все расскажет. У него наготове уже был и наркотик, помогающий достичь чувства небывалой эйфории и развязывающий язык. Но Валерия Аристарховна предпочитала несколько странные постельные игры, и молодой человек, не имея в этом достаточного опыта, случайно слишком сильно передавил ей шею… Сейф открыть он не смог, и они с нотариусом привлекли к делу еще одного фигуранта – опытного слесаря, который работал в фирме, специализирующейся как раз на вскрытии всевозможных замков. Несчастный слесарь, которого уложили лицом в асфальт, даже не подозревал, что тайник, который его пригласили вскрыть, Юрию Викторовичу не принадлежит. Ну, во всяком случае, он утверждал, что нотариус пригласил его к себе на дачу открыть сейф, потому что потерял ключи.
Мелькнули за окном какие-то огни, поезд мягко притормозил… Ночь, почти совсем пустой перрон. Какая-то станция. Часы на беленом вокзальчике показывают уже два, но заснуть этой ночью ей вряд ли удастся…
Следов инсулина в теле Ариадны Казимировны так и не нашли, несмотря на все старания свекра Вики, эксперта с большим опытом. Как он объяснил, умерла Липчанская в воскресенье ночью, а вскрытие проводили в понедельник, уже ближе к вечеру. И, разумеется, об исследовании на инсулин и речи не могло быть. Прозектор просто проверил, нет ли следов насилия, и со спокойной совестью констатировал смерть от естественных причин. Сам он добрался до тела лишь на третьи сутки и тоже ничего подозрительного не обнаружил. Тем более что следов от инъекций на теле покойной было много – недаром Людмила Федоровна говорила, что колола подруге витамины. А инсулин, если и был, то за трое суток совершенно разложился. Он же продукт, так сказать, естественной выработки организма… А может, действительно сердце не выдержало? Кто знает…
С Людмилой Федоровной Катя больше не виделась, а данное той обещание, разумеется, сдержала. Вике о своем разговоре со «спятившей» старухой она ничего не сказала. Убийство по неосторожности… Старуха со страдающими глазами в собачьих складчатых веках. Как там она говорила: «Кошка думает, что она – Бог». Кошка и собака. Две старухи, жившие много лет бок о бок… Женщина и в восемьдесят лет – женщина. Любовь не знает убыли и тлена… Катя знала, что такое предательство и как это больно. Но все, все проходит, все стирается временем: и боль, и горечь измены. Время – это великий лекарь… И если бы злополучный инсулин не лежал тем вечером на кухонном столе, кто знает, возможно, утром Людмила Федоровна и простила бы свою единственную подругу…
Поезд все стучал, стучал… Катя надела наушники и поставила свою любимую Земфиру. Поставила не сначала, а наугад. Голос Земфиры, сильный, чистый, слился с перестуком колес, который она ощущала уже не слухом, а всем телом. «…Ты звони в мои обычные шесть, я стала старше на жизнь, наверно, нужно учесть. Корабли в моей гавани…» Да и она, Катя, тоже за эту поездку к морю стала старше на жизнь. На целую длинную чужую жизнь…
Она уже засыпала, и последнее, о чем подумала, была мысль: нужно предупредить Вику, что у Людмилы Федоровны под рукой несколько упаковок со снотворным. Мало ли, что старухе придет в голову…
* * *
Кот навсегда остался обитать у Лысенко. Маша Камышева забрала Мишку на время к себе и пристроила к родителям на дачу. У камышевских родителей на даче жила огромная овчарка, и Маша опасалась, что котенка та даже не съест, а просто неосторожно вдохнет.
Рита Погорелова после приезда сына начала потихоньку приходить в себя – и разговаривать, и есть. Игорь не знал, что там Маша рассказала своим родителям, но те на машине привозили Мишку в больницу каждый день, и он подолгу был с матерью. Машину мать он сразу же стал звать бабушкой и подружился с огромной собакой, так что Лысенко засомневался, нужен ли ему теперь будет кот. Котенка он назвал Васькой, потому что это имя было просто написано на его морде большими буквами. Кот отъелся, и привязавшийся к потешному зверю Лысенко накупил ему всякой всячины: и шампунь, и ошейник от блох, и еще один ошейник, исключительно для красоты, с большим золотым бубенчиком. Также у Васьки были персональная когтедралка и игрушечная мышь, сшитая из чьего-то хвоста. Короче, фортуна наконец перестала показывать Ваське зад и повернулась к нему счастливой мордой. Кот действительно оказался чистоплотным, как и было обещано, – гадил исключительно в лоток с песком. А еще Васька загибал хвост крючком и ждал капитана вечером с работы.
Вчера вечером ему звонила Камышева – она была с Мишкой в больнице у матери. Мишка наконец спросил об отце. Рита Погорелова молчала, тогда Камышева сказала:
– Он уехал, Мишенька.
– Далеко?
– Далеко.
– А когда приедет?
Маша Камышева вздохнула и честно ответила:
– Думаю, он не приедет.
– Никогда?
– Никогда…
Мишка легко вздохнул, прикрыл глаза и, взяв мать за руку, сказал:
– Это хорошо, что никогда. А когда я пойду в школу?
И тогда Рита Погорелова заплакала – в первый раз за много дней. Слезы текли и текли у нее из-под закрытых век, но она не вытирала их и не выпускала Мишкиной руки…
Поезд причаливал к перрону. Игорь пришел встретить Катерину с матерью, потому что Катьке нельзя было таскать тяжести. Вагоны плавно плыли мимо, и ему показалось, что в окне мелькнула рыжая голова лейтенанта Скрипковской. Лязгнули тормоза, откинулись ступеньки, и приезжий люд начал заполнять перрон.
– Игорь, Игорь!
Катерина тащила какой-то огромный баул, и он недовольно перехватил его. Ирина Сергеевна благодарно ему кивала, передавая корзины с фруктами, сумку с притороченным пляжным зонтом, еще какие-то вещи… «Сколько же женщинам всего нужно! – подумал он. – Хорошо, что я догадался их встретить».
Катя все заглядывала ему в глаза, пока он тащил их багаж на площадь, к стоянке такси, потом не удержалась и, оставив мать стоять в очереди, отволокла его в сторонку.
– Игорь, что у тебя случилось?
– У меня? Ничего… Кота вот завел.
– А неприятности? Ну, ты говорил?..
– Рассосалось уже, – заверил он ее.
Катька была еще худющая, с нежно-золотым загаром, но волосы уже отросли и кудрявились на концах.
– Ты сейчас на работу? – спросила она.
– Отпросился. – Он кивнул на их поклажу. – Сказал, друга встретить надо…
– Спасибо. Ну, если не хочешь, то и не рассказывай. Если слишком личное…
Что ж… Он всегда говорил, что интуиция у лейтенанта Скрипковской превосходная.
