– А может, не надо троих ваять, одним обойдемся, – уговаривали Ивана мужики. – Трое в копеечку влетят.
– Это триптих, рельеф, пойдет по той же цене, что и Ленин на площади. Товарищи, уважать надо не только нашего вождя, но и его учителей, основоположников марксизма.
– Пойдемте, – попросила Аня Федота, – уж больно разбирает!
В приемном покое Федоту велели ждать. Он сидел на табуретке и вздрагивал от каждого крика, доносившегося из-за неплотно закрытой двери. Федот заглянул в щелку, и увидел нагую Аню на весах, вернее, ее огромный живот с синими прожилками, который скоро исчезнет, и появится ребеночек…
Дверь толкнули изнутри, и Федот отпрянул.
– Вещи возьмите, – медсестра отдала Федоту полную сетку. – Принесете к выписке.
– Федот Федотович, – раздался голос Ани, – я там ключ и адрес в карманчик кофты вложила. Придет Пекин, вы ему сообщите.
30. У свинофермы толпился народ.
– Товаищи, – звучал голос вождя, – за высокие заслуги в пьоизводительности тьуда на фасаде будет установлен баельеф с изобьожением вождей пьялетайского движения. – Иван простер руку в небо. – Великая заслуга всего коллектива свинофеймы заключается, товаищи, в пейвую очеедь в единстве и сплоченности. Да здъявствует стъяна Советов! Да здъявствует миёовой пьелитариат!
– Ура! – вяло откликнулся народ и разбрелся по домам.
– Дело у меня к тебе, – сказал Федот и снял Ивана с постамента. Тот был холоден, как восковая кукла. – Купи часы, хоть за двадцадку!
Иван внимательно осмотрел часы.
– Экспортный вариант. Сыну подарю, в честь принятия в комсомол. Вот тебе, сосед, два червонца на бабу. Темный ты, однако, человек, Федот, умалчиваешь о главном, – заключил Иван Филиппович и натянул кепку на глаза.
31. Товары повседневного спроса.
– Чепчиков и распашонок, – заказал Федот продавщице.
– У нас не бывает. Это «Товары повседневного спроса», а вам нужно в «Детский мир».
– Так это же далеко, – возмутился Федот.
– Берите дефицит – бельгийское платье за сто, австрийские сапоги за сто двадцать.
Федот покачал головой.
– Чулки берите, 80 копеек, уцененные, со швом. Долго носятся, – заверила она его и, не дожидаясь ответа, протянула ему шуршащий пакет.
Перекусив в какой-то забегаловке, Федот заспешил домой. Дверь квартиры была заперта. Федот позвонил. Открыла ему Машенька.
– Славный ты мой, – поцеловала она Федота в губы, – свел Нюрку?
– Свел, – ответил Федот с гордостью, – и подарок тебе купил.
– Чудак, – улыбнулась Маша, и из потрескавшихся губ засочилась кровь, – куда ж я в них по такой грязи! Мне скорей пусть сердце вырвут из груди, но пока я буду дышать, я тебя никогда не оставлю, Боже меня сохрани! Милостыню пойду просить и этими крошками с тобой делиться, – шептала Маша, жарко целуя Федота. – Здесь хоть питание очень хорошее, да становится поперек горла каждый кусочек.
– У Ани? – удивился Федот. – Она же у тебя такая добрая.
– Где ты меня у Ани видел, – горько усмехнулась Маша. – Я далеко-далеко и могу только лишь глубокой ночью плакать, когда все спят.
32. Наша жизнь хороша лишь снаружи. Несколько суток Федот не выходил из мастерской. Он получил заказ от нового спортивного комплекса. Велели изваять дискобола и девушку с веслом, и еще, чтобы они были композиционно связаны. То есть дискобол заносит руку из-за спины, а девушка держит весло на весу, такая архитектоника. Федот слепил эскизы, отформовал их в глине, затонировал под бронзу. Заказали бы лучше памятник беременной для института акушерства и гинекологии, – размечтался Федот и позавидовал Вермееру Дельфтскому, у того и беременных скупали за высокую цену.
Комиссия приняла эскизы без единой поправки, и Федот жил в предвкушении больших денег.
«Наша жизнь хороша лишь снаружи, но тяжелые тайны кулис…» – напевал Федот.
«Тяжелые тайны кулис», – повторил кто-то, и Федот встал с топчана.
Это был Федот Глушков второй.
– Работаешь, – спросил он, – а тебе тут письмо пришло.
Не тревожься, брось тоску, усталость,
Пусть не шепчет о разлуке мгла,
Ты со мной совсем не расставался,
Где б ты ни был, я с тобой была.
И всегда, когда взгрустнется малость,
Я шепчу в тревожный мрак ночной:
«Ты со мной совсем не расставался,
Где б ты ни был, я была с тобой,
Мой родной любимый брат и спутник,
Телепунчик ты любимый мой.
– Откуда это у вас? – поинтересовался Федот.
– Оттуда, – ткнул пальцем в потолок Федот второй.
Федот закурил и предложил гостю сесть.
– В сидячем положении я не существую, – заявил Федот второй. – Мы, гуманоиды, опасаемся геморроя. – Меня интересует вот этот камень, – сказал он, и Федот остолбенел: на поворотном круге, на месте едва начатой девушки с веслом, возвышалась гранитная глыба, над ней парила безголовая Ника Самофракийская.
– Что вы натворили! Это же заказ, – бросился Федот на тезку, но волна отшвырнула его к стенке. – Мне деньги нужны.
– А чистое искусство? Отказываетесь, стало быть?
– Мне деньги нужны, – твердил Федот, – у меня дочка рожает.
– Что ж, похвально! – сказал Федот второй и схватил Нику за крылья.
– Пощади, Федотушка! – взмолилась Ника Машиным голосом.
– Отпустите ее, вы мерзавец и провокатор! – кричал Федот, прижатый к стене неведомой силой.
33. Шоковое состояние при контакте с гуманоидами. Услышав крик, Иван Филиппович поспешил на помощь. Федот стоял, вжавшись в стену, ни жив ни мертв. Как приклеенный.
– ОРЗ с остаточным явлением НЛО, – констатировал врач «Скорой помощи». – Об этом случае надо сообщить в центр по изучению летающих объектов. Родные есть? – спросил врач.
– Есть, – ответил Иван Филиппович, – жена.
– Адрес?
Иван Филиппович пожал плечами.
– Вы невероятно похожи на вождя, – заметил врач, и Иван его поблагодарил за комплимент. – А что это за письмо? – указал врач на пожелтевший лист бумаги.
Иван пробежал по строчкам.
– Откуда мне знать? Может, от жены? Любит она его, непутевого, человека с тяжелым прошлым.
– Не наговаривай, Ваня, – пробормотал Федот и затих.
