– Живите дружно! – Федот встал, но Пекин усадил его на место.
– Видал-миндал, батя съезжать надумал, – пожаловался жене Пекин.
– Побудьте, – попросила его Аня. – Мы все прекрасно уместимся.
Туго перепеленатый Тимоша блаженно спал. Призыв доктора Спока не пеленать детей до Пестова пока не докатился.
46. Наземный космонавт. Светало. Помахивая чемоданчиком, Федот шел к станции.
– Я иду к тебе по шпалам, моя родная альфа и омега…
– Ты вошел в мое сердце квартирантом, и стал в нем полновластным хозяином, – отозвалась Маша. – Пройдут года, и будем мы неразлучны за гробом. А здесь меня унизили и придавили, как червяка.
– Да полно, Маша, у тебя здесь внук родился!
В привокзальной забегаловке наливался портвейном мужик в полушубке.
– Наземный космонавт, – представился он Федоту.
Федот вынул из чемоданчика заначку.
– А закусь? – просипел наземный космонавт. Закуси у Федота не было. – На меня теперь управы во всем белом свете не сыщешь, – сообщил он, – били, колотили, об лед головой жахали. Я все этому У Тану выскажу, – цыкнул мужичонка единственным зубом. – Пусть берет под защиту ООН! Ты знаешь, кто я такой? Я – начальник станции.
– А где твоя станция?
– Где, где, у тебя на бороде! Билета нету – давай в тюрьму. Пущай воротила Объединенных Наций ответит мне на один вопрос: сколько орденов получил бы я, если б меня на войну пустили. Про нейтронную бомбу буду с ним говорить. Это ж страшная ужась. Людей уничтожает, а бутылки не трогает. Пить некому станет.
– К У Тану едет, – послышался знакомый голос, – да никак не доедет!
Это была Кланя. В белой наколке и переднике.
– Стыкнулися мы с вами, Федот Федотович. – Кланя подсела к столику. – Что ж вы мою деревню на ноги поставили, Ваню Белякова под монастырь подвели?
– Притягательная ты дамочка, – сказал Федот и положил руку Клане на колено.
– Пьете без закуси и глупости говорите! – Кланя ушла и вернулась с солеными огурцами. – Ваня-то холодильник уставил Вере списанный, оно и всплыло. А без Вани деревню нашу заколотят.
– Плесните начальнику узловой станции, – попросил наземный космонавт и подставил стакан.
Федот удовлетворил его просьбу, и тот, выпив водки, захрипел с открытым ртом.
– Ты, Федотушка, куда ни ступишь – везде от тебя неприятности. Вот старика угробил. Он ведь зашитый. Ему водки никак нельзя.
– Я – начальник узловой станции, – прохрипел наземный космонавт и упал со стула.
Федот склонился над ним, приложился ухом к вонючей рубахе. Старик не дышал. Кланю как ветром сдуло.
Обшарив карманы старого засаленного пиджака, Федот нашел потрепанный паспорт.
«Тимофей Васильевич Белозеров», – прочел он.
– Немедленно оживить, немедленно! – Зажав нос, Федот склонился над бездыханным телом Тимофея, вдохнул воздуха в его беззубую пасть. – Дед, дедуля, – тряс его Федот в отчаянии. – Что они с тобой-то сделали…
«Куда теперь с ним? – думал Федот. – Разве что в Пестовскую больницу. А что если это плохо отразится на Ане? Понервничает и потеряет молоко. Скроем, выхода нету», – решил Федот.
Кланю он нашел в кухне, спящей за столом.
– Чё вам надо, ну чё вам все время надо, – зевнула она. – Сами дел наделаете, а потом выручай вас…
– Кланя, найди кого-нибудь, червонец дам.
– Кого?
– Шофера какого-нибудь местного…
– Да он за домом стоит, у мусорки, – ему свой червонец и давай, – сказала Кланя и уткнулась головой в медный таз на столе.
И правда, машина стояла, в ней спал шофер с выкрашенными хной усами.
Федот пощекотал его под мышкой и сунул под нос червонец.
– Куда ехать? – дыхнул он густым перегаром.
– Мужика в больницу свезти! Он там, в забегаловке.
– Ну и веди его сюда.
– Не дойдет, – объяснил Федот, и шофер, матерясь, вылез из машины.
– Этого, что ль? – поддел он носком ботинком Тимофееву ногу. – Я трупы не развожу, вызывай милицию.
– Он живой, – сказал Федот.
– Я бы таких живых стрелял, кому такая тварь нужна, мать их перемать, – махнул шофер рукой и ушел.
«Станция Белореченская УКЖД», – прочел Федот в Тимофеевом паспорте. Машу там и взяли, а его, стало быть, следом.
Федот встал на колени перед Тимофеем и изо всей силы надавил руками на его впалую грудную клетку.
– Сойди с меня, я ничего не знаю, я – наземный космонавт, я умираю и воскресаю. Знаешь песенку?
Наша жизнь хороша лишь снаружи,
Но тяжелые тайны кулис,
Мою душу уже не тревожат,
Ты, менточек, за воздух держись.
Федот сгреб Тимофея в охапку и поволок к автобусу.
«Автобус на Рамешки отправляется с шестого пути», – объявил женский голос, и два мужа ныне несуществующей жены покатили в Рамешки.
47. Учитель, как слепить свинью?
– Свинью? Ну, это очень просто. Кружок один скатайте, и другой, потом соедините их, и красный возьмите пластилин, расплющите его в лепешку, и выйдет пятачок. Затем две бусинки – и будут глазки, и завитушкой хвостик закрутите.
Дети лепили, а Федот ходил между столиками и поправлял работы.
– А вы Ленина можете слепить? – спросил беззубый мальчик.
– Не знаю, не пробовал, – сказал Федот.
– Возни-то сколько с ним, – вмешалась девочка с большими бантами на макушке.
– Не отвлекайтесь, ребята, – приструнил их Федот, – мы же свинью лепим.
– А для чего? Вы представление покажете, про трех поросят? – спросила девочка.
– Вот ты больше всех говоришь и меньше всех делаешь, – пожурил ее Федот и подумал, что в учителя он не годится.
48. Чемоданчик съеден. Дойный мешок органов сидел в кафе напротив школы искусств и доедал очередного официанта. Его глаза налились кровью, а сам он позеленел и стал похож на гигантскую жабу.
– Твои уже все сидят, – сообщил он Федоту, – а за мной не постоит, хоть сейчас золота в штаны наложу. Твой чемоданчик с письмами я проглотил, – гу-Петрянский громко рыгнул. – Что за гадость там хранил, меня от него изжога мучает.
– Какай, гад, какай! – Федот схватил Петрянского за грудки. – Из любой дырки выплевывай мое сокровище.
