Ходлер выражает свое время, которое не имеет ни глаз, ни чувств, посему и требуется «содержание». Оно призрачно. Представь себе поле боя в форме правильного орнамента!
Обнаженные Ходлера несут свою наготу как платье и могли бы висеть в доме каждого швейцарского советника, ему бы и в голову не пришло, что это тело.
Обывателям по вкусу ландшафты, в которых ничто не печалит, не огорчает; симметрия гарантирует покой и безопасность.
Как мне нравится рисовать из нового окна! Все в зелени, не видно ни платформы, ни уж тем более фонарей. Госпожа Фукс вползает в теплицу, по траве тянется черный шланг. Стоя на коленях, она что-то там щупает, похоже, проверяет степень зрелости огурцов. Как я это вижу? Сквозь полупрозрачное покрытие.
От Павла меня отгораживает высокая книжная полка, куда приятней глухой стены. В хаосе всеобщих уплотнений (госпожа Хирш, которая позирует мне вечерами в своей квартире, уже приняла к себе две семьи с маленькими детьми) Павел пытается создать мне «все условия для творчества». Мой младший брат во всем положился на меня, что решу – то и будет. Если бы Бушманы посетили нас в то время, когда разразилась вся эта история с ремонтом и переездом, я бы пошла и на подделку паспортов. Но сейчас… Я только и делаю, что ищу оправдания своему эгоизму.
Даже если нам дан один день, надо прожить его по-человечески, – говорю я Павлу, держа на вытянутых руках тень от госпожи Фукс.
Ты гений! Но и твой секретарь не последний бездарь. Разобрал твои каракули. Прочти и подпиши.
Караваджо был из семьи каменщика, Маттео Чивитали из Лукки был в юности цирюльником. Отец Шардена был столяром, Давида – жестянщиком, Ватто – кровельщик, Буше – медник. Это эпоха спора плебея Санчо Пансы с в высшей степени нелепым представителем вымирающих идальго Дон Кихотом о смысле жизни.
Эпоха Людовика XVI ознаменовалась решительным вторжением буржуазии в искусство. Галантный Буше стал живописцем домашнего быта. Дух буржуазной и, позже, мелкобуржуазной семейной сентиментальности заправлял в сфере культуры. Подвижное или неподвижное искусство? Дворянство, как и вся феодальная культура, склонялось к неподвижному абсолюту – к масштабным полотнам. С творчеством Жилло начинается новый этап движения в искусстве: жанр, жанровые сцены… Стиль и по сей день ощутимо зависит от интерьера. Пастели Латура приспособлены для овальных стенных ниш.
От резких эскизных линий Энгра до цветовых пятен Курбе и расплывающейся нежности Коро прослеживается усиление тенденции к замене абсолютного относительным (не одиночка творит во имя вечности, а все они, вместе взятые, стремятся ухватить ускользающее мгновение, вместе создают фундамент).
Греческие художники той великой эпохи, к которой отчасти принадлежит и Пракситель, создавали портреты, не имеющие конкретной модели. Фидий еще наделял свою Палладу традиционными божественными чертами (фигура закрыта одеждами). Пракситель создает свою Книдскую Венеру с красивейшей гетеры своего времени.
26. Пантеон
Хильда прислала на оценку работы своего нового знакомого. Он художник, пишет на стекле диковинных тварей. Ей они нравятся.
Какие-то гуси с общей шеей, бесформенная помесь таксы с совой… Изрыгающее пламя чудовище выглядит жалким. Зрачок чудовища неубедителен, белые штрихи под глазами таксы-совы также излишни. Какое отношение имеют звезды к изрыгаемому пламени? Он явно не владеет техникой живописи на стекле, не умеет использовать ее преимущества. Курильщики с общим глазом еще куда ни шло, но цветовая гамма! Шляпы на безволосых головах небрежны. Руки выписаны реалистично, но между ними нет ритмического соответствия, хотя к этому обязывает общий глаз. Почему рты не имеют четкой формы, а трубки – четкого направления?
Только не выплескивай все это на Хильду. Вдруг она влюблена?
В кого? В художника или в человека?
На твоем месте я написал бы что-то обтекаемое.
Хорошо, пиши.
Автором картины владеет чисто детское восприятие мира с его склонностью к параллелям. Попытка же передать его имеет жалкий вид. Художник колеблется между натурализмом и так называемым абстракционизмом, заметь, как написаны лицо и ноги.
Стоп, давай лучше про Клее, – говорит Павел, – тут есть конкретные вопросы!
Альбом с рисунками Клее (я думаю, с десятью) можно купить за 40 марок, может быть, люди там хотели бы его иметь. Репродукции действительно превосходны! Тот, кто их делает, – привлекательный художник, о котором я тебе уже рассказывала и чьи картины у меня здесь есть (некоторые очень хороши), – не отказался бы от подобных заказов; я могла бы поручить ему заняться изготовлением таких альбомов. Эти листы – к твоему дню рождения, моя дорогая девочка, который когда-нибудь должен же у тебя быть, если даже ты упала с неба, все равно же это произошло в какой-то определенный день! Получила ли ты неудачную серую репродукцию Клее вместе с картиной, кажется, Руо?
Поговорим о Клее. Как бы ни была хороша его графика, она отражает лишь одну сторону из тех многих, которые нет смысла объяснять. Он глубок, весел, загадочен и исчерпывающе полно владеет изобразительными средствами. Понравился ли тебе «Ботанический сад» – так, кажется, называется эта картина, изображающая кристаллизацию? Я люблю этот лист так же, как и «Поток колючек» и «Бегущего». В них запечатлены и долгое дыхание, и невиданная сила, последний предел в одновременном стремлении все взять и все отдать.
Напомни мне дать тебе удивительное сочинение Мюнца о Караваджо, к которому ты должна прислать открытку, – мы рассмотрим все это вместе (Розенкранц, Мадонна 1606–1607 гг.).
В поисках трактата, где упоминается название этой картины Караваджо, я наткнулась на сочинение Мюнца, которое читала раньше, но могла забыть, и в нем – несколько высказываний, помогающих понять Клее; когда я это увидела, то прекратила рыться в книге. Мюнц критикует немецкую живопись за столетие и говорит при этом о Каспаре Фридрихе, Рунге и т.д. В заключение он очень обоснованно утверждает, что «не было работ Файнингера, Ральфа Кирхнера, цветогармонии Клее, которые открыли бы многим глаза на творчество Рунге».
«Рунге перенимает у Рембрандта лучистость, поэтому его природа выглядит такой светлой и ясной, это не хаос, из которого рождается свет… Он радостно воспринимает нематериальную силу чистых красок и чувствует жизнь каждой краски во взаимодействии с природой, перед которой он преклоняется, как ребенок…» (Обязательно посмотри «Утро» и вообще Рунге!)
«Иногда, – писал Рунге, – цвет волнует своей бледностью, а подчас привлекает своей глубиной. Когда зелень луга, насыщенность цвета росистой травы, нежная листва молодого букового леса или прозрачная зеленая волна привлекают тебя больше? В сверкающих лучах солнца или в покое тени?»
В многообразии красок, в сложных соотношениях цвета, света и тени художник видел ключ к тайнам Вселенной, откровение Мирового Духа – так некоторые романтики называли Бога, который представлялся им растворенным в природе.
