Джон Адамс был согласен со взглядами своей жены на роль и влияние женщины в семье. В одном из его писем говорится: «Я уже не раз замечал тебе, перечитывая биографии знаменитых людей, что при каждом из них неизменно встречается женщина – мать, жена или сестра, влиянию которой следует приписать большую часть его заслуг. Замечательный пример являет Аспазия – жена Перикла. Жаль, что наши генералы северных провинций (которые более всего потерпели неудач) не имели жен Аспазий». Но чтобы общество «имело Героев, Государственных мужей и Философов, – считала Абигайль, – оно сначала должно обрести образованных женщин. Мир, возможно, будет смеяться надо мной, но я считаю, что очень многое в нем зависит от первых принципов, усвоенных всеми детьми. Общество получит несомненную пользу, если даст разностороннее образование женщинам. Наша нация должна стать выдающейся в вопросах образования. Пока же можно сказать, что весь опыт девочек заключается в желании учиться». «Я скорблю по поводу того, какое жалкое, ограниченное, убогое образование получают женщины на моей родине». Джон Адамс писал жене, что ее и его «мысли о значении женского образования в точности совпадают».
Но в американском обществе того времени умные и образованные женщины встречали лишь неприязненное отношение. Абигайль приводила в пример мисс Мейю, красивую и обеспеченную женщину из Массачусетса, обладавшую сильным разумом и острым языком. «Мужчины очень быстро стали завистливыми и враждебными по отношению к ней, выделяющейся своими качествами из остальных представительниц ее пола. Единственный способ сделать таких как мисс Мейю, приемлемыми для общества, – это увеличить число совершенных женщин», – считала Абигайль. В 1786 году, отвечая на письмо своего сына, Джона Квинси Адамса, содержавшее высокомерное замечание по поводу низкого умственного развития молодых американок, Абигайль резко заметила ему: «Они не виноваты, таково их образование. Женщины становятся такими, какими хотят их сделать мужчины. И если американские девушки легкомысленны и поверхностны, то виноваты в этом американские мужчины».
...
«Женщины становятся такими, какими хотят их сделать мужчины. И если американские девушки легкомысленны и поверхностны, то виноваты в этом американские мужчины».
Большое внимание уделяла Абигайль вопросам воспитания детей. Она считала, что главным для отца и матери является любовь к детям, которая тем не менее не должна закрывать глаза взрослых на недостатки детей и мешать их исправлять. Супруги Адамс одинаково представляли себе хорошее воспитание. «Нашим детям надо привить правдивость, здравомыслие и трудолюбие», – писал Джон своей жене. Миссис Адамс часто беседовала с сыновьями и дочерью о добродетели, благопристойности, честности, полезности, о моральных ценностях в жизни. «Я хотела, чтобы сердца моих детей замирали при высоких словах клятвы и возмущались при неприличных выражениях», чтобы «в их душах поселились такие добродетели, которые не смогут уничтожить ни время, ни обстоятельства». Она внушала детям, что их «моральный облик гораздо важнее для них и всего мира, чем все языки и науки, которые они изучат; и что малейший изъян в их характере принесет больше вреда, чем все достоинства принесут им добра». В одном из писем Абигайль сформулировала вопрос, главный для нее в теории воспитания: «Чего требуют любящие родители от своих детей за проявленную к ним заботу, беспокойство и тяжелый труд?» – «Только чтобы они выросли мудрыми, добродетельными, благожелательными и добрыми». Она много времени уделяла своим детям и очень переживала, что государственные дела отнимают у них отца. Как только Абигайль научила их читать, она попросила Джона присылать каждому из них письма в поддержку ее воспитательных усилий.
Супруги Адамс много спорили по поводу образования для своих детей. Абигайль считала, что дети должны получить образование дома. Дочь она собиралась учить сама, а сыновьям нужны еще занятия с помощниками мужа (юристами), чтобы подготовить их к государственной службе. Миссис Адамс боялась отдавать детей в городскую школу, чтобы «они не научились там дурным словам и испорченному поведению».
Такая же тревога о том, какое влияние может оказать на ее детей «греховная Европа», овладела Абигайль, когда Джон Адамс взял с собой двух старших сыновей, Джона Квинси и Чарльза, во время второй дипломатической поездки в Старый Свет в 1779 году. В каждом письме сыновьям она просила «твердо придерживаться тех религиозных чувств и добродетелей», которые она внушала им с детства. В одном из писем мужу во Францию она написала: «Я бы скорее предпочла пережить их преждевременную гибель в океане, чем известие об их распущенности или бесстыдном поведении».
Неприязненное отношение Абигайль к европейским нравам усилилось, когда она в 1784 году смогла после заключения мира с Великобританией приехать к своему мужу в Париж (как раз в это время Олимпия де Гуж блистала в либеральных кругах Парижа). Пребывание во Франции, посещение Нидерландов, а затем жизнь в Англии убедили ее в испорченности европейцев, а особенно европейских женщин. Письма Абигайль этого периода к своим сестрам показывают ее состояние, «близкое к шоку от оскверненной морали». Она с возмущением описывала фасоны платьев и увлечение косметикой француженок и англичанок. «Почему эти женщины не могут удовольствоваться внешним видом, который подарила им природа? Почему они стараются перещеголять друг друга и все вместе становятся похожими на проституток?» Абигайль Адамс опасалась, что когда европейские веяния дойдут до Америки, то американки быстро поддадутся им, «хотя знают, что высшей сущностью женщины должны быть скромность и сдержанность; именно эти качества делают общество здоровым и крепким». Одно из первых писем Джона из Парижа показывает, насколько совпадали взгляды супругов по этому вопросу: «Из всего, что я читал об истории и управлении, о человеческой жизни, я вынес заключение о том, что нравы женщин были наиболее безошибочным барометром для определения степени моральности и добродетельности в обществе… Евреи, греки, римляне… все потеряли свой высокий общественный дух, свои республиканские принципы и привычки, когда утратили скромность и внутреннюю добродетель своих женщин. Какое опустошение произведут такие свободные нравы в Америке? Не бросятся ли наши правители, политики и министры рассчитываться законами и решениями за улыбки и объятия таких женщин?»
С 1785 года Абигайль находилась с Джоном в Лондоне, исполняя сложную роль жены первого американского посла в Великобритании. Она была деятельной помощницей мужа, и если он «с таким достоинством поддержал честь представителя свободной нации и так успешно устроил новые отношения между штатами и королевством», то этим, по единодушному отзыву его биографов, «он был обязан жене». Когда он, «обезумев от интриг и проблем в международной дипломатии», пытался уклониться от своих обязанностей, именно Абигайль заставляла его идти вперед. Он был очень благодарен ей за эту поддержку, называя ее «восхитительной леди, которая всегда вдохновляла меня». Миссис Адамс вела себя при английском дворе с необыкновенным достоинством и тактом. Она умела в обращении «соединить безыскусственную простоту республиканки и тонкую любезность, которыми очаровала все кружки гордой английской аристократии». Она писала из Лондона Мерси Уоррен: «Как бы ни был известен в Европе тот, кто разделяет республиканские принципы, он должен ожидать, что против него будут направлены орудия всех дворов и придворных в мире…» Тем не менее их дом в Лондоне был признан, и в нем часто бывали представители высшего английского общества, что позволило Джону успешно выполнять посольские обязанности до 1788 года.
