– Да, нет, что вы, Андрей Георгиевич, мне этого не надо. Я чувствую и легко определяю.
– Ну, хорошо, – спрашиваю я. – Вот я кто? Человек или “буратино”?
– Вы, Андрей Георгиевич, человек. И медсестра Таня – тоже человек. А вот санитар Николай Федорович – “буратино”.
“Странно, – подумал я тогда. – Примитивно вроде, а как точно”.
Я и сегодня, глядя на людей и вспоминая Володю К., думаю: вот этот – человек, а этот – точно “буратино”.
И вот как-то сидим мы с Володей в большом и просторном холле кащенского отделения. Здесь вечером происходили свидания родственников с больными, а днем врачи собирали анамнез и писали истории болезни.
Отделение находилось на первом этаже. Потолки высоченные. Окна огромные.
Так вот, сидим мы с Володей и беседуем около этого гигантского окна. А за окном чистое, голубое небо, старые липы, зеленая густая трава – в общем, лето.
И вдруг Володя К. мне заявляет: “А знаете, Андрей Георгиевич, что я могу влиять на погоду?”
– То есть как? – спрашиваю я.
– А так… вот если засуха, например, я могу вызвать дождь. А если, наоборот, дожди – могу сделать так, что они прекратятся. Вы скажите, Андрей Георгиевич, кому-нибудь там, наверху. Наша страна ведь все время борется за урожай. А я помогу, принесу стране пользу.
Настроение у меня было боевым. Я начал изучать психиатрию и был открыт новым знаниям. За плечами имелся уже какой-никакой жизненный опыт. Я видел моря и океаны. Я уже что-то знал и что-то умел. Но хотелось, очень хотелось эксперимента.
– Ну, хорошо, Володя, – говорю я. – Давай, сделай сейчас, чтобы пошел дождь. Подул ветер. А то какая-то уж больно хорошая погода. Даже противно работать.
– Хорошо, Андрей Георгиевич, сейчас сделаю. Подождите немного…
И Володя К. повернулся к окну и стал в него пристально смотреть. А я наклонился и стал писать дневники в историях болезней своих пациентов, чтобы не терять времени даром.
Когда я поднял голову и посмотрел в окно, по небу тихо плыло одно пушистое облачко. Был полный штиль.
– Ну что, Володя, получается?
– Получится. Сейчас, подождите еще немного.
И опять я стал писать, а он пристально смотреть в большое кащенковское окно.
Когда я оторвался от своей писанины во второй раз, то был поражен.
По небу неслись черные тучи. Потом задул легкий ветерок. А потом вдруг случился такой порыв ветра, какой я видел только в фильме “Зеркало” Андрея Тарковского, снятом оператором Георгием Рербергом, – когда трава в кадре вдруг легла на землю, резко изменив свой цвет.
За окном зашевелились старые деревья. И пошел проливной дождь.
Володя отвернулся от окна и посмотрел на меня с торжеством.
Я что-то буркнул себе под нос, собрал истории болезней и отвел Володю К. в его палату.
На работе пришлось застрять надолго – зонта не было, а дождь не прекращался.
Я даже подумал, не попросить ли Володю К. вернуть прежнюю погоду. Но понял, что тогда мне придется остаться в этом отделении – только уже совсем в другой роли.
С тех пор я больше никогда не разубеждал пациентов в их бреде и не просил продемонстрировать свои способности.
Это абсолютный закон для психиатров.
Лечить Володю К. мне было после этого случая сложно. Но каким-то образом я все-таки восстановил его доверие к себе.
Будьте здоровы и держите себя в руках.
16. Ледяная пробка
На субботу и воскресенье, как правило, я уезжаю за город. На дачу. Скорее, это даже не дача в обычном понимании, а так называемый загородный дом. В 15 километрах от Москвы. Назовем это место так, как его называет мой внук Егор – “Веселый городок”.
На выходные я привозил туда свою 90-летнюю маму (теперь уже нет), жившую в Москве отдельно, но неподалеку от меня. Своего уже упомянутого внука. Туда же приезжали, когда не были заняты, мой сын с женой и с моим старшим внуком.
Собственно говоря, ради того чтобы собирать всю семью за общим столом, я и купил этот загородный дом в “Веселом городке” в конце 90-х.
Вот такая романтическая идея меня посетила и эгоистическая одновременно – всех видеть сразу, но раз в неделю. Насмотреться типа на всех до такой степени, чтобы… через шесть дней захотелось увидеть вновь.
Не всегда обходится, конечно, как в нормальной семье, без разборок – все-таки четыре поколения вместе под одной крышей, – но проходит время, и все, слава Богу, снова собираются за одним столом.
Этот загородный дом отбирает у меня кучу времени, довольно много денег и массу нервов, но желание всех видеть вновь все-таки покрывает все расходы. Увидеть и расстаться. Чтобы потом опять увидеть. Впрочем, это отдельная тема…
С “Веселым городком” мы как-то постепенно срослись. По субботам внук Егор ходит здесь в секцию борьбы. Забавно, что там все дети чуть-чуть “ботаники”. Два толстяка; один застенчивый; один маленький и хилый, но вундеркинд; один косолапый и двое кавказской наружности. Родители отдали в эту секцию своих сыновей, чтобы те смогли за себя постоять. Мотив лежит на поверхности. Это примета времени. У меня мотив был тот же. Собственно, я не об этом. Это тоже отдельная тема. Я о загородном доме.
Купил я его уже в готовом виде у Кости Сапрыкина. Не хотелось влезать в строительство. Хотелось всего сразу. Маме было под 80… Ну и т. д.
Дом самого Кости Сапрыкина был рядом – раза в два больше моего. Этот, который стал моим, Костя построил на продажу.
Когда сделка состоялась, мы шли от банка, где произошла передача денег, вместе.
Костя Сапрыкин – отец двоих детей, которым он уделял много времени, мягкий, часто бывавший в Италии, правильный – вдруг нам с женой говорит: “Ничего, если мой товар пока полежит на первом этаже уже вашего дома? Я не успел его вывезти…” “Ничего, – говорю я, – пусть товар полежит. Мы въезжать в дом сразу не собираемся. Потом я хочу там кое-что переделать…” И тут моя тихая жена тихо спрашивает: “Простите, Костя, а что это за товар у вас лежит в уже нашем доме? Очень любопытно…” – “Гробы… Это гробы, – просто так, не прекращая движения, отвечает Костя. – Между прочим, отличные гробы. Дизайнерские, комфортные, итальянские. Лучшие в нашей стране. Если что, вы имейте в виду. Своим я делаю большие скидки. Вот Ворошилова знаете? Ну… «Что? Где? Когда?» – и дальше с гордостью: – В моем гробу хоронили!” И от Кости после этих слов повеяло каким-то ледяным холодом.
Это, между прочим, ни о чем не говорит: кто-то же должен продавать качественные, дизайнерские, комфортные итальянские гробы.
