— С Пантелеем Дерябкиным давно знаком?
— Это с каким Пантелеем? — на лице подследственного проявилось недоумение.
— С младшим приказчиком Кириллы Игнатьевича, — напомнил Кнутов и еле сдержал себя, чтобы не заорать на мужика.
— Это с убиенным-то?
— С убиенным, с убиенным! — не сдержался Анисим Ильич. — Ты мне тут финтить не думай! Я тебя, бестию, к ногтю-то прижму! Что? Снова захотелось на Сахалин? По морскому воздуху соскучился?
Ярыгин с силой замотал головой. Руки сами собой прижались к груди:
— Не губи, Анисим Ильич. Сам знаешь, нельзя туда. Помру! И так еле выполз… Скажу! Всё скажу, только не губи!
— Всё скажешь? Ну, давай, — Кнутов потёр подбородок: вот, дьявол, быстро… И пообщаться толком не довелось. Так, чтоб он тебе слово, а ты ему в рыло — и всеобщее понимание, и с его стороны уважение. А так прямо какая-то интеллигенция получается. — Так что молчишь?
Ярыгинские пальцы вновь принялись крутить фиги:
— Тут ведь как получилось. Вчерась с утра были мы, с Фролом…
— Кандыкиным? — уточнил следователь.
— С ним самым. Были мы в состоянии…никаком.
— Пьяные?
— С похмелья. Ну, сами знаете, как это…
— Ты это на что намекаешь, скотина? — Кнутов даже приподнялся со столешницы.
Ресницы подследственного быстро-быстро запрыгали.
— Я вовсе не то имел в виду… Анисим Ильич, кто ж про вас что плохое? Вы ж для нас отец родной… А что иногда в «Мичуринской», так оно-то и хорошо. Я вот лично в ресторации не хаживаю. Не…
Что далее имел в виду Ярыгин, Анисиму Ильичу узнать не довелось. Кулак правой руки следователя аккуратно припечатался к уху допрашиваемого, и тот слетел с лавки на пол. Сыщик удовлетворённо потёр руку. Общение стало налаживаться.
— За что, ваше благородие?
— Ты мне по сути глаголь. По сути.
— Так я про суть-то речь и веду, — Фома, всхлипнув, поднялся с пола и осторожно присел на край скамейки. — Мы, значит, того… С похмелья были. Денег ни у меня, ни у Фролки. А голова, сами понимаете… Прошу прощения. Так вот, сидим это мы, думаем, где на лекарство разжиться. А тут он и подходит…
— Кто он? — уточнил Кнутов, возвращаясь к столу и присаживаясь на край.
— Ну, приказчик, ясно, — Ярыгин осторожно отнял руку от уха. Сыщик удовлетворённо крякнул: вышеозначенная часть тела изрядно покраснела, а к вечеру обещала и посинеть, — подходит к нам, и говорит…
— Вот так просто и подходит?
— Он Фролку давно знает. Они с ним как-то…
Кнутов спрыгнул со стбла и, распахнув дверь, крикнул:
— Кандыкин! Заходи!
Фрол Кандыкин нерешительно переступил порог кабинета, прошёл ближе к товарищу по несчастью и остался стоять рядом с ним, несмотря на то, что места на лавке было еще на троих.
— Продолжай, — приказал Кнутов Ярыгину.
— Так я и говорю. Подходит к нам приказчик, и…
— Погодь, — остановил Кнутов. — Кандыкин, а ты давно знаком с Пантелеем Дерябкиным?
Мужик прижал картуз к груди:
— Да не, барин. Мы же есть народ подневольный. Куда скажут, туда и мы. То товар какой разгрузить. То мебелишку перетащить. То пролёточку помыть, подремонтировать. Мы завсегда…
— То есть он тебе давал работу по хозяйской части?
— А то как же? Так и есть! Что скажет, мы и выполняли. И не обижал. Всё до копеечки! Как по договору!
— По договору, — повторил вслед за Фролом Анисим Ильич. — И на сей раз тоже? Это значит, вы за целковый договорились?
Кандыкин тяжело вздохнул:
— Ага.
— Каждому по целковому?
Ярыгин отрицательно затряс головой:
— Не, — и тяжко выдохнул. — На двоих.
— Тьфу… — презрительно сплюнул Анисим Ильич. — За рупь купились! И где ваши головы были? Неужели так глаза залили и не видели, что творится? Знаете, какое наказание бывает за бунт в военное-то время?
Мужики в испуге таращились на следователя.
— Расстрел!
— О господи! — Фома с трудом приподнялся на ватных ногах, и тут же рухнул на колени: — Батюшка, не погуби! Христом Богом прошу! Не знали, что делали! Вот те крест… — мужик быстро принялся креститься. — Ежели бы не опохмелка, да кто ж пошёл бы на такое? А мы ж того… А он этого… — в глазах Фрола Кандыкина стояли слёзы.
Кнутов некоторое время смотрел на них, после чего продолжил допрос:
— Хватит в ногах валяться. Лучше давай по делу. Зачтётся.
— Так что рассказывать-то, ваше благородие? Вы спрашайте, — Кандыкин смахнул картузом слёзы со щёк. — Мы ж всё…
— Кому ещё приказчик давал деньги?
Кандыкин с Ярыгиным переглянулись. И по очереди, перебивая друг друга, стали вспоминать:.
— Так этим… Людке с Рабочей. Он ей сразу дал полтину. Остальное, сказал, опосля.
— Ваньке, со скотобойни. Тому дал два рубля!
— Ванька не один пришёл, с братьями.
— Опять же, Нюрке с Артиллерийской. Ну, той… У ней бражкой разжиться можно. Ей рупь отвалил! А за что? Она и воду в бражку льет.
— Стёпке-конюху только посулил, а дать-то и не успел!
— Стёпка, дурак, матюкался, мол, зазря ноги бил.
— Там ещё лярва одна пришла, вроде как со слободки…
— Хватит! — Кнутов грохнул кулаком по столу. Наступила тишина. Анисим Ильич отдышался, после чего продолжил. — Что ж получается? Ежели каждому, кто к вам присоединялся, Пантелей Дерябкин отваливал по полтине, а вас там было с полсотни, а то и поболе, то какие же деньжищи получаются?
Ярыгин сглотнул накатившую слюну:
— Агромадные!
— Да-а, — протянул Анисим Ильич. — Откуда у мелкого приказчика столь неприличные суммы? — сыщик резко повернулся в сторону подследственных. — А теперь оба вместе вспоминайте, возле приказчика, случаем, один узкоглазый не вертелся?
Ярыгин почесал плешь.
— Был! — чуть не выкрикнул Кандыкин. — Ну, Фома, помнишь? Мы ещё удивились: вроде как тоже китаец… В дрожках, из коих Пантелей-то выскочил. Только приглядишься, так и не похож на китайца. Вот, ежели бы он один был, то я бы сразу сказал: китаец! А как поперли мы их, то он и не похож. Не такой…
— И что, он так всё время в дрожках и просидел? — спросил Кнутов.
— Ну да. Хотя, когда на набережной… — Кандыкин запнулся, но тут же продолжил: — Не, тут не видел, врать не стану.
— Уехал он! — неожиданно вставил Ярыгин. — Как вы, ваше благородие, в Пантелея-то пульнули, он сразу дёру дал! Я видел.
