Девушка едва не вскочила с места:
— Как вы смеете…
— Простите, вы не о том подумали, — поручик сжал в руке ладонь Полины Кирилловны, удерживая её подле себя. — Я тут недавно понял… Любовь должна быть обоюдной. Взаимной. И только. И ежели одна сторона страстно влюблена, а вторая равнодушна, то такой брак, брак по расчёту только с одной стороны, сулит в будущем лишь несчастье. Годы жизни в страхе, что она будет изменять с другим, ведь никаких чувств не питает к твоей особе? Еще хуже — упрёки, нарекания, скандалы только потому, что её раздражает одно твое присутствие? Но самое страшное — осознавать, что именно ты, находясь в порыве страсти, лишил её того будущего, о котором она, может быть, мечтала.
Рыбкин так сильно сжал руку девушки, что та ойкнула от боли:
— Ну и странный вы человек, Станислав Валерианович. — Полина Кирилловна поднялась и предстала пред очами поручика во всей красе. — Женщину нужно завоёвывать. Особенно красивую и знающую себе цену. Мы любим, когда за нас дерутся. Когда мужчины словно быки на корриде, извергая из ноздрей пар, бросаются в бой. Особенно, когда каждый из них уверен в том, что ты неравнодушна именно к нему! Нет, Станислав Валерианович, вам такие чувства неведомы. Вы не боец. Не победитель. Вот вы стоите и фантазируете, ответит ваша избранница на ваши чувства или нет? Съедаете себя сомнениями — в то время, как другие её добиваются. И что получаете? Ничего, кроме разочарований! А ваша любовь… Это не любовь, Станислав Валерианович, а… сопли.
Рыбкин вздрогнул словно от пощёчины. С ним ещё никто так не разговаривал. Прутик отлетел на несколько шагов в сторону. Поручик встал напротив девушки.
— Кажется, ваши люди уже накормили моих солдат. Желательно, Полина Кирилловна, чтобы вы покинули боевую позицию. Неровен час, может начаться артиллерийский обстрел.
— Обиделись? — девушка обернулась в сторону окопов и высмотрела плотную, кряжистую фигуру слуги, — Пантелей, собирай посуду! — и вновь повернулась к Рыбкину. — На правду нельзя обижаться, господин офицер. Прощайте. Оревуар!
— И вам до свидания, Полина Кирилловна.
— И это все? — девушка упёрла руки в бока, от чего действительно стала похожа на купчиху, что и решило сомнения Рыбкина.
— Отчего же? Смотрите, как бы домогательства быков по поводу вашей особы не превратились в обыденные купеческие торги. Честь имею!
Рыбкин вскинул руку к козырьку и направился в сторону окопов. Полина Кирилловна в растерянности смотрела вслед поручику, не понимая, как этот невзрачный человек осмелился сказать ей такое. И ведь был прав! Прав в том, что с другим человеком, кроме Олега Владимировича, она жизни не мыслит. Нет, уж лучше в петлю!
Олег Владимирович подождал, пока дворник Василий открыл дверь, и вслед за мужиком прошёл к себе в номер.
— Кроме Анисима Ильича, кто-нибудь здесь ещё был?
— Никак нет, ваше благородие.
«А глазки-то у дворника бегают, — отметил Белый. — Интересно, кого он ещё впустил в номер?»
Олег Владимирович отослал Василия из апартаментов с приказом продолжать стоять у входа, а сам внимательно осмотрел содержимое стола. Все его вещи, спрятанные в полу, аккуратно лежали на столе. Белый подхватил стул, приставил его ближе к окну, взобрался на него и принялся внимательно изучать второй тайник. Через минуту ему стало ясно: некто просмотрел исписанные им в казначействе листы бумаги и вернул их на место. Причём пытался это сделать аккуратно, не желая обнаружить, что тайное стало явным.
Олег Владимирович спрыгнул на пол, прошёл к двери и за шиворот втащил в номер дворника.
— А теперь, паскуда, — первый удар согнул Василия пополам, — говори правду! Кто, кроме Кнутова, побывал в номере?
— Не могу знать, ваше благородие.
Второй удар пришёлся в переносицу. Лицо дворника моментально окрасилось кровью.
— Убью, ежели не скажешь. Кто?
Новый удар заставил мужика со стоном опуститься на пол.
— Ваше благородие…
— Кто? — Белый схватил со стола револьвер, взвёл курок и дулом с силой вдавил щеку перепуганного дворника. — Не скажешь, завтра твой труп будет валяться в канаве с помоями.
— Господин офицер тут побывали, — выдохнул Василий и с облегчением почувствовал, что металл перестал вжиматься в его кожу.
— Какой офицер?
— Что к Полине Кирилловне хаживают.
— К твоей хозяйке много офицеров хаживает. Который?
— Вы намедни стакнулись, — дворник провёл ладонью по трясущимся губам. На пальцах остались следы крови. — Он велел молчать. Он же зверь! По зиме, пьяный, ногами забил китайца. И не знамо, за что. А уж меня за то, что проболтался… убьет, как есть — убьет…
— Заткнись. Будешь делать, что я говорю, сто лет проживёшь. Офицер долго был?
Дворник затряс головой:
— Не так, чтобы…
— Сколько минут? Пять? Десять? Полчаса?
— Пожалуй, десять.
«Значит, — только ознакомился со списком, — смекнул Белый. — Переписывать ничего не стал. И с тетрадью вплотную не работал. Это радует».
— Что после?
— Выскочили они словно ошпаренные. Грозились!
— Давно это было?
— Да, с час назад. Так как же, барин?
— Никак, — Олег Владимирович достал платок, вытер руки и отшвырнул тряпицу в угол. — Никому ни слова! Ни единой душе! Понадобишься — позову. А теперь пошёл вон!
Нет, отдохнуть не придётся. Белый упал на стул, прикрыл глаза. Нужно подумать. Без всякой спешки.
Вытянув натруженные за день ноги, молодой человек достал трубку, набил табаком, раскурил. Глядя на улицу, принялся размышлять.
Итак, Индуров, почуял внимание приехавшего инспектора на себе. Или взыграла ревность? Скорее всего, второе. Потому и решил посетить номер в отсутствие постояльца. И стал невольным свидетелем столь занимательной картины. Деньги на столе. Оружие. Тетрадь с шифром. Само собой, у Индурова, возникает ряд вопросов, на которые он захотел получить ответ. То, что на столе, верного направления в размышлениях не даёт. Вариантов, глядя на вещи из тайника, он мог придумать массу. Грабитель, бандит, политический… Вот потому и произвёл свой, более результативный, обыск. И нашёл то, что не смог найти Кнутов. Круг вариантов моментально сузился. А если так, и Индуров его правильно просчитал, то… Первое: затаился. Нет. Вот именно этого он делать и не станет. Теперь ему надо быть на виду. Показывать свое рвение и преданность. А мы ему не дадим! Изолируем, из города отправим. Он засуетится. Проявит себя, потому как нет ничего хуже — находиться вдали от событий… А если это пустышка? Или подставная фигура? А главное действующее лицо сейчас сидит, пьёт чай, ест баранки и ждёт, когда Олег Владимирович оступится? Если, если… Голова трещит от этих «если».
