— Мне только этого и не хватало! — и махнул рукой. — Пойдёмте, господа.
Белый последним покинул здание. Обстреливать район Арки китайцы начали неожиданно и перестали так же. Тишина буквально обрушилась на ту часть города. Столичный чиновник обернулся по сторонам и не поверил своим глазам. На деревянном помосте тротуара, шагах в десяти от него, стояла Анна Алексеевна. Бесенята во взоре красавицы буквально прыгали из глаз на молодого человека. Позади неё, шагах в двадцати, в тени тополя, двигалась уже знакомая Белому проекция столь неприятного ему господина Стоянова.
Катерина Кузьминична Иванова в момент, когда ей принесли записку, стояла возле печи, готовила ужин для своего беспутного отца. Тот снова пришел домой невесть откуда, едва волоча ноги и матерясь почем зря.
Катька давно привыкла к выходкам отца. Пил он давно. Когда умерла жена, вовсе отпустил вожжи. И что только водка с ним ни делала. В мороз замерзал, в Зее чуть было не утоп. А сколь раз под копытами лошадей побывал — и не сосчитать. Другой на его месте давно бы либо пить перестал от страха за собственную жизнь, либо на том свете себе компанию подбирал. Этот нет, живёт, ходит, пьёт. И никакая холера его не берёт! Катька в сердцах грохнула чугунок на плиту.
С утра она прислуживала госпоже Бубновой. После обеда вынуждена была отпроситься, чтобы посетить полицейский участок. Город, через который девушка шла, напоминал пчелиный улей. То, что в городе произошло нечто плохое, она поняла ещё в доме Бубновых, когда после грома, как она назвала артобстрел, к ней заглянул дворник и сказал, что вроде как «война началася». А с кем «началася», против кого, толком не пояснил.
Впрочем, Катьке было не до войны. В участке её ждал дотошный младший следователь Селезнёв. И все мысли девушки повернулись только туда. Что он знает? О чём ему успели наплести дворовые Бубновых? Катька кусала себе руки: а может, он и лавку, в которой Юрий Валентинович кольцо приобрёл, разыскал? А если они арестовали её любимого? «Господи! — чуть не ревела Катька. — Что же будет?».
Однако, когда Катерина прибыла в участок, выяснилось, что Харитон Денисович отсутствует и будет «отсутствовать неопределённое время». Катерину это потрясло. От слов сиих несло чем-то казённым, тайным и страшным. На вопрос, что же ей делать, околоточный в участке ответил, что не имеет никакого понятия. А потому лучше всего никуда из города не уезжать и ждать, покуда Харитон Денисович не вернутся и не вызовут её в участок.
Растерянная Катерина вернулась домой, где и застала отца в бесчув-ственном виде на полу, храпящим во всю силу и мощь.
Едва она волоком перетащила папашино бесчувствие на кровать, как в оконное стекло тихонько постучали. Девушка в недоумении выглянула на улицу и увидела возле крыльца незнакомого мальчишку, который лениво смотрел на неё снизу вверх.
— Ты что ли Иванова? — проговорил он ломающимся баском.
— Ну?
— Баранки гну! На, держи. — шельмец протянул руку.
Катерина увидела сложенный лист бумаги. Сердце вмиг похолодело.
— Что это?
— Письмо, али с глазами чё у тебя? — съязвил пацан.
— От кого?
— От хахаля хозяйки нашей, Полины Кирилловны, — уточнил мальчишка. Такая девка, как Иванова, по его мнению, должна была и так знать, кто такая Полина Кирилловна.
Девушка протянула руку, схватила письмо, а шельмец тут же задал стрекача.
Она перечитала послание дважды, но содержание написанного никак не умещалось в ее голове. «Катюша. Жизнь распоряжается так, что, вполне возможно, мы более не увидимся. Меня отправляют нести службу за город. Время, сама видишь какое. А потому, никто не может сказать, как оно сложится далее. Цацки, которые остались от твоего хозяина, надёжно спрячь до лучших времён. И помни, что я тебе говорил: прячь где угодно, только не дома. Если надумаешь продать, то не в городе. Вот вроде и всё. Даст бог, свидимся. Письмо немедленно сожги. Не поминай лихом. Ю.».
Некоторое время она тупо смотрела перед собой, не осознавая, что происходит. Потом, навалившись крепкой грудью на стол и обхватив голову руками, завыла в полный голос, выливая из себя этим воем всю боль, которая так неожиданно обрушилась на неё.
Анна Алексеевна сделала шаг навстречу. На её лице играла лёгкая улыбка.
— Олег Владимирович. Вы не желаете проводить меня?
Белый бросил взгляд в сторону господина Стоянова. Тот, заложив руки за спину и явно нервничая, наблюдал за происходящим. Девушка заметила это, и улыбка превратилась в усмешку:
— Он нам не помешает. Так желаете или..?
Киселёв, появившийся за спиной советника, хмыкнул, кивком головы попрощался с молодыми людьми и вместе с Кнутовым направился к стоящей неподалёку пролётке.
Взрывы теперь ухали где-то в районе казарм.
— Не боитесь? — поинтересовался Белый, кивнув в сторону Зеи.
Анна Алексеевна изобразила удивление:
— После того что случилось утром, вы единственный, с кем я могу ходить по городу и ничего не бояться.
— Вон как!
— А вот так! — левая бровь Анны Алексеевны изогнулась вверх, от чего сердце молодого человека забилось чаще.
Белый выставил локоть правой руки, и дочь губернатора легко и невесомо взяла его под руку.
— Как вам представление? — Анна Алексеевна свободной рукой слегка подобрала подол платья, чтобы не тянулся в пыли, и как бы нечаянно на мгновение плотнее прижалась к руке спутника.
Олег Владимирович почувствовал упругость девичьего тела, голова его закружилась от возбуждения.
— Признаться, я всего спектакля и не видел.
— Да что вы? — в голосе девушки прозвучало искреннее удивление. — На сей раз в нашем театре выступала такая замечательная труппа. Масса экспрессии! Чувств! Намёков! Да и господин Мордвинов превзошёл себя.
— Признаюсь вам, в Петербурге ни о каком Мордвинове и слыхом не слыхивали.
— Естественно, — девушка приостановилась и указательным пальчиком поманила Олега Владимировича, чтобы тот склонил голову. — Только более никому про это не рассказывайте. — прошептали нежные губки Анны Алексеевны на ухо офицеру. — Господина Мордвинова в природе не существует. Все пьесы пишет Николай Афанасьевич. Когда ему запретили постановку Мольера, он решил таким образом отомстить Владимиру Сергеевичу. И сел за перо. Про это знает весь город, и потому зал постоянно полон.
— Да что вы говорите? — прошептал Белый. — И как талантливо. Остро!
Девушка резко откинула головку:
— Вы что, смеётесь? — теперь её голос прозвучал звонко, мелодично.
— И не думал, — тут же отреагировал Олег Владимирович.
— Вы считаете ту ахинею, что несла сегодня со сцены труппа заблудившихся комедиантов, талантливой и остроумной? — Анна Алексеевна откинулась назад от негодования. — Да вы просто издеваетесь над о мной!
