— Прелюбопытная вещица, — Кнутов несколько раз подбросил и поймал железку, прикидывая её вес. — Эдакой черепушку можно разом расколоть.
— Иногда случается, что без подобного средства никак не выпутаться. Меня эта вещица уже неоднократно выручала.
— Метать изобретатель выучил? — уточнил Анисим Ильич, улыбнувшись.
— Нет, — серьёзно ответил Белый. — Игрушку он сделал так, из любопытства. В основном мой знакомый — мастер по бомбам. Если припомните: три года назад в Екатеринбурге убили губернского полицмейстера…
— Доводилось слышать.
— Его работа.
— И что? — Кнутов недоумённо уставился на Белого. — Он до сих пор не на каторге?
— Нет. И не смотрите так на меня, Анисим Ильич… — Олег Владимирович тяжело вздохнул. — Поверьте, в большинстве случаев связанных с убийствами государственных чиновников лежит не политическая мотивация. А в Екатеринбурге у нашего изобретателя обесчестили невесту. И не кто-либо, а сынок губернского полицмейстера. Девушка с горя утопилась. Её отец, директор местной гимназии, умом тронулся, был отправлен в отставку. А дело замяли. Полицмейстер своего сынка от греха подал ее отправил в Париж. И думал, тем всё закончится. Теперь папаша вечным сном почивает…
— У меня такое ощущение, что вам сия история принесла удовлетворение.
— Что ж вы так мягко выразились, Анисим Ильич? Говорите смелее. Не желаете? Тогда я сам скажу: полное удовлетворение! — Белый резко повернулся к собеседнику. — Преступление должно быть наказано. Любое преступление! Молодой человек, потерявший близкого, родного человека, стучал, писал во все инстанции. И как вы думаете, какие ответы он получал?
Анисим Ильич молчал. Он прекрасно помнил, как нечто подобное происходило с ним самим.
— Вот тогда-то наш изобретатель и решился на последний шаг, — продолжил советник. — Ну а чтобы замять уголовную сторону дела, от коей могла пострадать репутация высокопоставленных лиц, делу решили придать политический тон.
— А вы, как я понял, о готовящемся покушении знали заранее, но не остановили вашего изобретателя?
— Вы догадливы, Анисим Ильич. Мне это импонирует. Мало того. Как только покушение произошло, мы тут же изолировали террориста, объявив, что он убит при попытке к бегству. И пока шло судебное разбирательство несуществующего политического убийства, он преспокойно находился в наших апартаментах.
— Вы же сами говорили, что преступление должно быть наказано. И покрывали убийцу? Как сие объединить с моральной точки зрения?
— Одна деталь, Анисим Ильич. Не убийство, а наказание. Заслуженное наказание. И потом, человек с гениальным умом, по вашему мнению, должен прозябать где-то на каторге, в Сибири, в то время, как может приносить пользу державе? И только из-за того, что он свершил правосудие? Нет, Анисим Ильич, в тот момент я принял единственно верное решение.
— Зачем вы мне всё это рассказали? — поинтересовался Кнутов, — Открылись полицейскому чину в противозаконных действиях? Ведь неспроста завели сей разговор.
— Верно, — ответил Белый. — Неспроста. У меня на вас имеются виды. Но об этом после.
— После чего?
— После всего, Анисим Ильич. После всего.
— Не боитесь, что я воспользуюсь случаем и сообщу, куда следует о вышесказанном?
— Нет, — мотнул головой советник. — По двум причинам. Первая: вам не поверят. Вторая: вас же интересует, что я вам хочу предложить?
— Логично, — усмехнулся Анисим Ильич.
Кнутов вернул Белому оружие, достал из кармана мятый носовой платок, вытер им руки.
— Проклятая жара… — пробормотал он.
Олег Владимирович услышал и рассмеялся:
— Любите зиму?
— Терпеть не могу. Но тут лето, будто в Африке. В столице легче.
— Анисим Ильич, от вашего подчинённого что-либо слышно?
— Более того, что доложил на рассвете, нет.
— Жив, и то хорошо. Кстати, как там поведение Индурова?
— Непонятное. Его назначают начальником поста, а он напивается в с… Простите, вдрызг…
— И для меня это не понятно. Сделал бы попытку сбежать на ту сторону — это понятно. Сделал бы из себя героя обороны — тоже понятно. А тут… Взял и напился. И эта никому не нужная стрельба… А попытка убить Селенёва?
— Не доказано. Могло почудиться. Но то, что он был пьян… — Кнутов спрятал платок. — Хотел, чтобы его сняли с поста за нарушение дисциплины, вот и напился.
Белый с удивлением посмотрел на собеседника… А ответ-то вот он! По уставу после произошедшего штабс-капитана обязаны снять с поста. А вместо него оставить помощника. То есть Селезнёва. И Индуров возвращается в город без младшего следователя. Белый мысленно поаплодировал сыщику: молодец!
Олег Владимирович раскурил трубку. Молча смотрел по сторонам: в эти дни город стал ему близок, словно он жил в нём не несколько суток, а полжизни. Даже пыль, витавшая над улицами Благовещенска, столичному франту теперь не казалась чем-то неприятным и раздражающим. Олег Владимирович усмехнулся своим мыслям: привыкаю, что ли? А, впрочем, почему бы и нет? Тихая, размеренная жизнь приамурского центра импонировала офицеру. После головокружительного Петербурга, крикливой Одессы, самовлюблённого Бреста, где Белому довелось побывать, Благовещенск выигрывал своей размеренностью, успокоенностью, устойчивостью. Да в таких городах и власть устойчива, основательна. А что? Подать рапорт. Остаться здесь. Принять на себя часть полицейского департамента по части контрразведки. Купить дом на той же Амурской или на Суворовской, вблизи дома губернатора. Видеть каждый день Анну Алексеевну. А там, даст господь, получить ее согласие на брак. Разве сие не есть истинная жизнь? Та, о коей мечтал отец для своего бесшабашного сына? Эх, папа, папа, как же так ты смог уйти из жизни, не попрощавшись, не дождавшись?..
Белый тряхнул головой. Не хватало ещё расклеиться. И — перед Кнутовым.
Впереди показалась ладная фигура верхом на гнедой кобыле — трёхлетке.
— Виктор? Картавкин! — Белый привстал так, чтобы казак его увидел, и сняв котелок, помахал.
Сын казачьего атамана оглянулся и, узнав Олега Владимировича, тут же развернул лошадку в их сторону. Спустя несколько секунд он ехал рядом с полицейскими дрожками.
— Ну как, нашли своего цирюльника? — поинтересовался Белый.
— Так точно, ваше благородие. Какой-то он… чудной. Вроде и на ходю похож, а приглядеться, то и нет. Хотя, кто их разберёт.
— Это к какой же вы цирюльне ездили? — спросил Кнутов.
— Да к Бубновской. А после вот в лавку заглянул. Мать-то мне наказала…
Кнутов вскочил на ноги и с силой тряхнул кучера за плечо:
— Гони! Живо…
Вожжи с силой прошлись по спинам жеребцов, и вскоре повозка понеслась по полупустой, широкой Амурской улице. Удивлённый младший Картавкин нагайкой подогрел кобылу и устремился вслед.
