— У них премьера совсем скоро, наверняка дома никого нет. Так что дохлый номер к ним ходить. Если нужно поговорить, иди прямо в театр.
— Да я знаю, что премьера через четыре дня. Поэтому и в театре беседовать со мной никто из них, скорее всего, не захочет, — заметила Катя. — Но, если честно, мне не болтать с ними нужно, а так, пройтись, догадки кой-какие проверить. Отпускаешь?
— То-то и оно, — не в лад разговору задумчиво произнес Лысенко, наблюдая, как на экране компьютера выписывает бесконечные зигзаги скринсейвер. — Что-то я сегодня не выспался. — Он прикрыл ладонью рот и зевнул.
Кате тут же стало неловко.
— Извини, я тебя разбудила…
— Да ладно. Когда мне было пятнадцать, в двенадцать ночи звонили только любимые девушки. В двадцать пять девушки звонили ночью, чтобы сказать, какое я дерьмо. Ну а после тридцатника в полночь звонят исключительно по работе. Вот такая грустная статистика. Так что делай выводы, пока не поздно. А то и тебя скоро будут будить только по работе. Если честно, вчера ты была не последняя… После тебя еще Сорокина звонила.
Катя не стала уточнять, зачем звонила Сорокина, чтобы не получить очередное внеочередное поручение от неугомонной следачки. У нее были собственные идеи, и она в этот момент была очень похожа на молодую собаку, которой не терпится выбежать на улицу. Ведь на улице столько всего интересного!
— Короче, я пошла.
— Будь на связи, — попросил Лысенко, — на всякий случай.
Дома, подъезды, подвалы… Подвалы, подъезды, дома… Катя отрабатывала не только дома, в которых жили фигуранты, но обязательно прихватывала и соседние, и даже те, что находились в нескольких минутах ходьбы, если они казались ей перспективными. Многие подвалы были заперты амбарными замками, другие просто заколочены, и только в некоторых просматривались следы жизни. Однако сами хозяева этих следов либо отсутствовали, либо не знали никакого Володю и не помнили жадину Леню Водолажского, так любившего тортики. Она начала с привокзального района, посчитав, что от Белько доберется домой быстрее всего, и оставив этот адрес напоследок. На вокзале, в доме, где жили подруги — завтруппой и концертмейстер, подвал был роскошный — с толстыми трубами отопления и явными признаками процветания. Здесь даже наличествовал обгрызенный веник в углу и пол аккуратно был посыпан свежим песочком. Однако сейчас, увы, в подвале оказалось пусто. В квартире у пожилых леди также никого не было — прав был Игореша: к театральному люду нужно идти после премьеры. Катя вздохнула и подумала, что премьера в театре, наверное, как у них реализация по делу: все спешат, все готовятся, волнуются и всем некогда общаться с посторонними.
— Вы к Анечке?
На ее настойчивые трели в дверь к Белько выглянула соседка по лестничной площадке.
— Она, наверное, в театре.
Катя и сама так думала.
— Может быть, вы пройдете, подождете? Она, возможно, скоро придет…
Катя с интересом посмотрела на соседку. Есть на свете женщины-вамп, женщины-девочки, женщины-мужчины и даже женщины-черепахи, как театральная дама Елена Николаевна. Соседка Белько, несомненно, была женщиной-карманом. Фланелевый халат, фартук и кофта на ней отличались обилием всевозможных карманов и карманчиков. И в каждом было полно всякой всячины. Левый карман кофты, например, предназначался для запасных ключей. С этой женщиной когда-то произошел прискорбный случай, когда захлопнулась дверь и пришлось вызывать слесаря из ЖЭКа, ломать замок. С тех пор в левом кармане она всегда носит запасные ключи. Носовой платок, очки, телефон, валидол, пятерчатка, карсил, булавки, мятные конфетки… Записочки, ручка, блокнот, квитанции, пульт от телевизора, гигиеническая помада… Все это было рассредоточено по многочисленным карманам. Одежду без карманов эта милая женщина не покупала себе принципиально. Сегодня пустовал только правый карман халата, самый большой и главный. В нем она всегда носила горсть специальных собачьих конфет. Но сейчас собаки у нее не было…
У Кати после целого дня походов по дворам и подвалам гудели ноги. «Придет или не придет Белько, не важно. Посижу, передохну», — решила она.
— Вы Анечкина подруга? — полюбопытствовала женщина.
— Вроде того, — неопределенно пожала плечами Катя.
— Или из милиции? — проницательно прищурилась соседка.
— Из милиции, — честно призналась Катя. — А что, видно?
— Вид у вас больно усталый. На ногах целый день? Вы что, все насчет того убийства?
— А вы знаете?
— Так приходили ведь ко мне уже! Ани тогда тоже дома не было, так я впустила к себе. Молодой человек такой… симпатичный.
«Сашка Бухин… или Лысенко?» — засомневалась Катя.
— А не помните кто? Документы он вам показывал?
— Как же, документы показывал… фамилия у него, как у композитора… Лысенко!
— А мои документы вам показать?
— Зачем же? Вы ведь не допрашивать меня пришли? Вы ведь к Анечке? Или к этому ее… режиссеру?
— А он тоже здесь живет? — осторожно спросила Катя.
Хозяйка глянула на нее доверчивыми, должно быть, когда-то яркими, а теперь выцветшими водянистыми голубыми глазами.
— Знаете, я сплетничать не люблю… тем более Анечка так хорошо ко мне относится. Всегда контрамарочки приносит… на все спектакли, и на балет даже, хотя я балет не очень люблю… И где сама поет, и где эта… жена режиссера этого… полная такая…
— Лариса Столярова?
— Да, Столярова. Хорошая певица, талантливая, хотя как женщина не слишком приятная, мне так кажется… Чайку не хотите со мной выпить? — предложила хозяйка.
— Только если и вы будете.
— Пять часов. Англичане, говорят, в пять часов как раз чай пьют. В кухню пойдемте?
Женщина поставила чайник, а Катя, блаженно вытянув под столом ноги, от нечего делать принялась глазеть по сторонам. От такого разглядывания иногда бывала большая польза — обстановка часто раскрывала то, о чем хозяева предпочитали умалчивать.
— Может, вам бутербродик сделать?
— Не нужно. — Катя смутилась.
Женщина явно была пенсионеркой, и кормить всех подряд бутербродами…
— Так вам с колбаской или с сырком? — продолжала настаивать та.
На полу стояла небольшая опрятная пластиковая мисочка, в которой на чистой салфетке лежали кусочки корма, собачьего или кошачьего — было не совсем понятно. «Или кошка, или маленькая собачка, — решила Катя. — Скорее, здесь живет кошка — собака принялась бы лаять на гостью, а кошка, наверное, спит себе где-то в теплом углу».
— Животных любите? — спросила Катя хозяйку.
Та неожиданно всхлипнула, достала платок и промокнула глаза.
— Завтра девять дней, как нет моего Тосика… — Она кивком указала на стену, и Катя увидела фото, которое раньше не заметила. Симпатичная мохнатая черно-белая морда, глаза из-под длинной челки, пуговка носа. Фотография на уголке была перевязана черной лентой.
