Игорь лежал на спине, и Рита любовалась его орлиным профилем с резко очерченными ноздрями, которые начинали раздуваться, как у породистого коня, когда он злился или нервничал. Только сейчас она заметила, что на его шее что-то тускло поблескивает – тонкая золотая цепочка, теряющаяся в складках подушки. Рита придвинулась поближе и нащупала пальцами кулон – золотая звезда в обрамлении полумесяца, символ ислама. Странно, подумала она, никогда раньше Байрамов не носил ничего подобного.
– Ты решила ограбить меня и скрыться, пока я сплю, женщина? – лениво пробормотал Игорь, открыв один глаз.
– Я подумывала об этом, – согласилась она. – Твою одежду и сумку я уже обыскала, теперь очередь личного досмотра.
– Насколько личного?
– Интимного, – промурлыкала она, прижимаясь к нему поплотнее. – Кстати, Байрамов, с каких пор ты начал носить украшения?
– Это? – он потрогал кулон. – Это не украшение, а символ веры, темная ты моя.
– Я прекрасно знаю, что это! – возмутилась Рита. – Но что-то я не замечала, чтобы раньше ты баловался золотыми безделушками.
– Раньше в этом не было необходимости. Мы все были «одна большая дружная семья», – так учили в школе. А теперь, когда в метро нельзя проехать, чтобы тебя не остановили из-за принадлежности к «лицам кавказской национальности»…
– Ой, вот только не ври, что тебя хоть раз останавливали, Байрамов! – воскликнула Рита. – Ты абсолютно не похож на…
– На кого? – и его карие глаза опасно блеснули. – Договаривай!
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду!
– То есть если на моем лице этого не написано, то я, по-твоему, должен радоваться и благодарить судьбу за то, что от моей русской матери я получил больше генов, чем от отца-азербайджанца?
Рита совершенно не хотела развивать тему и ругала себя за излишнее любопытство, которое привело к неприятному разговору. Она и не думала, что для Байрамова это больной вопрос. С восьми лет Игорь жил в России, но его корни на родине были достаточно глубоки, хотя он и наезжал в Баку не чаще двух раз в году. Там жила его семья – родители, сестры и младший брат, который благодаря Игорю сумел поступить в медицинский институт, потому что его отцу, который всю жизнь много и тяжело работал, чтобы прокормить семью, оказалось не по силам позволить сыну учиться. Рита не задумывалась о том, что нынешняя массовая истерия в отношении всех, кто исповедует ислам, каким-то образом касается Байрамова, которого лично она не воспринимала как нерусского человека. Действительно, он не похож на «лицо кавказской национальности» – дурацкое все-таки определение! Игорь из тех людей, по которым невозможно определить национальную принадлежность – южно-славянский тип, средиземноморский – да какой угодно! Раньше он сам со смехом говорил, что является плохим правоверным, потому что не ходит в мечеть, не совершает намаз и вообще не следует традициям и обычаям, которых должен придерживаться истинный мусульманин.
Однако Рита устала просить прощения за свои слова, тем более за те, которые вовсе не произносила.
– Знаешь, Байрамов, – сказала она, спуская ноги на пол и срывая со спинки стула свитер, который бросила туда час назад, – не создавай проблем: я не говорила того, что ты себе навыдумывал! Я – русская женщина с польскими корнями, если верить папе, но я не намерена отвечать за «страдания» еврейского народа или азербайджанского, народов Бирмы и Нганасана…
– Да уймись ты, женщина! – Байрамов схватил ее за запястье и заставил опуститься на кровать. – Я совершенно не собирался полемизировать с тобой на тему вероисповедания или расизма – это ты видишь подвох в каждом моем слове!
Рита запустила руку в густые волосы и провела пятерней от затылка до кончиков, будто бы сбрасывая с себя остатки накопившегося раздражения.
– Прости, – сказала она, – нервы ни к черту. Премьера, Ромка…
– И ты прости, – вздохнул Байрамов. – Твоего отца нет, а мы по-прежнему ссоримся по всяким пустякам – вот бы он порадовался!
Игорь перекатился на край кровати и встал.
– Пойду приму душ, – сказал он.
Рита потянулась за телевизионным пультом.
– Печальное известие для всех поклонников журнала «Мир женщин», – вещала молодая телеведущая. – Трагически ушла из жизни создатель и бессменный редактор популярного издания Глафира Субботина. Правоохранительные органы в интересах следствия умалчивают об обстоятельствах смерти, но из достоверных источников стало известно, что редактор журнала покончила жизнь самоубийством, отравившись газом в собственной квартире.
Восклицание, раздавшееся у Риты за спиной, заставило ее обернуться. В дверях стояли мама и Игорь.
– Еще одна смерть! – пробормотала Наталья Ильинична. – А ведь Григорий хорошо знал эту женщину…
– Одно успокаивает, – заметила Рита, – все-таки это не убийство, а самоубийство. Значит, ничего общего с нашими проблемами эта история не имеет!
Байрамов вроде бы собирался что-то сказать, но передумал.
– Игорь?
Он развернулся и вышел в коридор. Рита неотступно следовала за ним на кухню.
– В чем дело? – спросила она, когда он тяжело опустился на стул и подпер руками голову, словно она внезапно стала такой тяжелой, что шея перестала выдерживать ее вес.
– Я понимаю, ты знал Субботину, но зачем же так переживать? Вы ведь не были настолько близки… Или были? Байрамов, если ты скажешь, что она была твоей любовницей, то я потеряю к тебе остатки уважения: я могу простить практически все, кроме плохого вкуса!
– Я больше не могу, – пробормотал он, не отреагировав на ее шутку. – Сначала – Синявский, потом Ромка, теперь – Субботина!
– Вот тут ты не прав! – возразила Рита. – То, что случилось с Чернецовым, не имеет никакого отношения к ее самоубийству…
– Самоубийству? – Байрамов рассмеялся неприятным, каким-то каркающим смехом. – Да на свете не было никого, менее склонного к суициду, чем Глашка Субботина – черта с два она покончила с собой! Это я виноват, что втянул ее в наши проблемы.
– Ты-то тут при чем? – удивилась Рита.
– Я встречался с ней недавно.
– Я знаю, – сказала девушка и прикусила язык.
– Знаешь?
– Ну, – принялась выкручиваться она, – понимаешь, мы с Варькой… В общем, мы тебя видели. С ней. Случайно. У «Европейской».
Байрамов смотрел на нее как-то странно, и Рита не могла понять, о чем он думает.
– Мы встречались, – продолжил он, – чтобы она запустила статью о «Камелоте», которая развеяла бы негатив, витающий вокруг театра. Я рассказал ей все, что произошло со смерти твоего отца. Глафира пообещала, что в журнале напечатает лишь то, на что я дам «добро». И сдержала слово. Журналистка, которую она ко мне прислала, Ирина Тимощук, задавала только правильные вопросы… И вот, до Глафиры добрались! Если этот гад желает сорвать премьеру, то в ее смерти есть моя вина!
