Проблемы и страхи никуда не делись, однако они отступили на второй план. Невозможно все время думать о плохом и ожидать неприятностей, нужно дать психике передохнуть. А потом она снова вернется к своему обычному состоянию нервного напряжения.
Ближе к вечеру позвонила Катерина: она помнила, что сегодня должна состояться отцовская премьера, и поздравила мать и сестру с этим замечательным событием, пообещав позвонить на следующий день, чтобы узнать, как все прошло. Как только Рита повесила трубку, раздался звонок от Варвары. Она извинялась, что не успевает заехать, так как до сих пор сидит в суде, поэтому встретится с подругой прямо в театре. А потом телефон словно прорвало: звонили папины знакомые с поздравлениями, журналисты с просьбой найти время для интервью перед премьерой и поклонники Байрамова, которые каким-то образом раздобыли Ритин домашний номер! Ответив на десяток звонков, Наталья Ильинична решительно выдернула телефонный провод из розетки.
Пора было одеваться. Рита решила, что должна выглядеть скромно, но мило: зря она, что ли, потратила время на салон красоты? Она отыскала среди своих вещей белую прозрачную блузку без рукавов, которая красиво подчеркивала ее длинную шею, и черный пиджак. Долго раздумывала, надеть ей юбку или все-таки брюки, к которым она более привычна, но мать, войдя в комнату, протянула ей свою длинную шифоновую черную юбку, которую сшила в ателье, собираясь на юбилей к подруге, но так и не надела. Так как размер у матери и дочери был одинаковый, юбка села на Ритины бедра как влитая. Девушка вставила в уши жемчужные серьги, привезенные отцом из Японии. В ювелирной лавке он приобрел две крупные жемчужины, и ему предложили сделать серьги там же, по индивидуальному заказу. Рита была уверена, что таких сережек нет больше ни у кого в мире!
Взглянув в зеркало, она осталась довольна, но мать, критически осмотрев ее, покачала головой и исчезла за дверью. Она вернулась через пару минут и защелкнула на шее дочери жемчужное ожерелье, подаренное Григорием Сергеевичем на тридцать пять лет совместной жизни. Рита прекрасно помнила, что ожерелье они покупали вместе с Байрамовым. Отец совершенно забыл о юбилее. Он занимался постановкой нового балета, и ему было не до «мелочей». Хорошо, что Рита догадалась позвонить и спросить, что он собирается подарить Наталье Ильиничне. Григорий Сергеевич растерялся, понимая, что времени не остается: не мог же он прервать репетицию и броситься на поиски подарка для жены. Тогда он наказал Рите подобрать что-нибудь для матери, а она попросила Игоря, зная, что он хорошо умеет выбирать подарки. Они обошли множество магазинов, и девушка давно бы уже что-нибудь купила, но Игорю ничего не нравилось. Случайно они забрели в ювелирный магазинчик на Петроградской стороне, где он и заметил это ожерелье. Оно было удивительное: белые и розовые жемчужины различной величины перемежались в нем. Вещь была дорогая, и у них не оказалось с собой таких денег. Рите пришлось срочно звонить отцу, после чего они с Игорем поехали в театр, получили недостающую сумму и бегом бросились обратно. Ворвавшись в магазин за десять минут до закрытия, они купили-таки украшение. Вечером отец торжественно преподнес Наталье Ильиничне подарок… Кажется, как раз в это время его роман с Сомовой находился в самом разгаре!
Наталья Ильинична облачилась в одно из просторных воздушных платьев, которые ей так шли. Оно было нежно-голубого цвета и подчеркивало синеву ее глаз. Настало время выезжать. Пока мать надевала пальто, Рита, вспомнив о косметичке, вернулась в гостиную. В полутемной комнате на нее со стены смотрел отец. Его большой портрет мать повесила после похорон. В помещение проникал тусклый свет уличных огней, и на мгновение девушке показалось, что она встретилась с ним взглядом. Глупости, это всего лишь портрет, он всегда смотрит в одну точку! Однако на всякий случай она произнесла себе под нос:
– Ты тоже будешь там, папа? Ты ведь ни за что не сможешь такое пропустить!
Глава 16
У здания театра они встретились с Мишей, его женой Леночкой и Варей, которая прибежала в последний момент, красная и запыхавшаяся. Рита давно не была на спектаклях в отцовском театре. Постоянных визитов сюда требовала работа с его бумажными делами, но почти никогда она не приходила в театр как зритель. Зато Наталья Ильинична не пропускала ни одной постановки, и Синявский мог не сомневаться, что в середине первого ряда неизменно восседает его жена. Не то что бы он ценил ее мнение, а уж тем более – позволял критику в свой адрес, но ее присутствие каким-то образом стимулировало его, заставляя добиваться невероятных результатов.
Отец был одним из немногих в Питере деятелей искусства, владеющих собственным театром, остальные вынуждены были снимать помещения для репетиций и спектаклей или делить их с другими организациями, часто не имеющими отношения к искусству. Рита понятия не имела, как отцу удалось заполучить «Гелиос» в свое полное владение: они никогда не были богаты, хоть и не нуждались, однако она понимала, что такое предприятие требует огромных капиталовложений. Теперь девушка хотя бы знала, что у Григория Сергеевича был постоянный кредитор в лице Горенштейна – видимо, с его помощью ему и удавалось поддерживать свое детище на плаву. Неприметное снаружи, изнутри здание выглядело как настоящий дворец. Итальянский кафель сверкал и переливался в свете многочисленных люстр и бра в виде средневековых факелов, развешанных по стенам, отражаясь в зеркалах, зрительно расширяющих залы. Григорий Сергеевич, прижимистый в собственных и семейных тратах, не поскупился на оформление «дела всей жизни»! Рита подумала, что это вполне окупалось удовольствием, которое получали зрители, попадая сюда: они не могли не чувствовать, что пусть всего на три коротких часа, но все же очутились в настоящей сказке. Но секрет успеха «Гелиоса» крылся не только в роскошной обстановке. В то время когда зрители перестали ходить во многие театры по причине нехватки финансов, засилья телевидения и кино, скудного репертуара и тяги постановщиков к плохим «римейкам» известных пьес, Григорий Синявский организовал дело иначе. Он ставил новые спектакли, которые никогда не игрались в других театрах. Это трудно и дорого, но стоило того. У отца случались и крупные неудачи, но каждый раз он умудрялся, словно кошка, приземляться на все четыре лапы и начинал все сначала. Купить билеты на его спектакли было практически невозможно, за ними выстраивались очереди. Небольшой театр при всем желании не мог вместить такого количества любителей балета, и их не останавливали высокие цены. Зрители знали: идя на постановку Синявского, они вправе ожидать зрелища с большой буквы. Зрелища, которое на долгое время останется в памяти как ощущение праздника с долгим послевкусием, какое бывает от одного-единственного глотка отличного вина.
Синявского часто поругивали – он, дескать, «заменяет высокое искусство балета, которое само по себе представляет художественную ценность и не нуждается в дополнительном антураже, на пошлое подобие бродвейской продукции»! Но Григорий Сергеевич знал, что делает. Он говорил, что искусство ради искусства не может существовать, так как рыночные отношения диктуют иной подход. Он понимал, что нужно привлекать к балету зрительские массы, просто чтобы выжить, а для этого зрелище должно быть красивым с точки зрения не только специалиста, но и простого обывателя. Критики Синявского кричали, что он превратил классический балет в цирк, а своих танцовщиков – в акробатов, но Григорий Сергеевич в интервью отвечал злопыхателям, что в прошлом по горло наелся классическими канонами, почему-то считающимися незыблемыми. И, несмотря на многочисленных недругов, Синявский много лет оставался самым успешным деятелем в своей области.
