– Дядя Егор, вы тоже здесь?
– Ты же сама прислала мне контрамарку, помнишь? – улыбнулся Квасницкий. Действительно, как она могла забыть? Вернее, конечно, могла: контрамарками занималась Галя, но Наталья Ильинична сама сказала девушке, кому следует их послать. Было бы странно, если бы человек, который так помог семье в скорбные дни, остался без билета!
– Ты читала первоначальный вариант либретто? – спросил между тем Квасницкий. – Мне показалось, что роль Ланселота раздулась до невероятных размеров!
– Вам не показалось, – согласилась Рита. – Отец и в самом деле переписал роль, когда решил пригласить Игоря.
Увидев окончательный сценарий шоу, девушка удивилась, поняв, что главным действующим лицом «Камелота» внезапно стал Ланселот, а не король Артур, как планировалось в самом начале.
– А ты в курсе, что Ланселота должен был танцевать Дмитрий? – поинтересовался Егор Стефанович.
– Н-нет, – пробормотала Рита. – С чего вы взяли?
– Просто знаю. Отличная была идея пригласить Байрамова: никто другой не справился бы с такой хореографией!
В голосе Квасницкого звучало неподдельное восхищение. Рита оглянулась в поисках своих домашних. Они мирно беседовали в сторонке, делясь впечатлениями.
– Дядя Егор, – обратилась она к Квасницкому, – в общем-то, хорошо, что вы подошли: нам надо поболтать. Это касается «Гелиоса».
Безмятежное выражение слетело с лица мецената.
– Конечно, если ты считаешь, что сейчас подходящий момент…
– Самый что ни на есть подходящий! Пойдемте в папин кабинет? У нас еще минут пятнадцать до второго акта.
Вместе они спустились по «черной» лестнице в боковой коридор, свободный от зрителей, и Рита открыла дверь кабинета.
– Я приняла решение по поводу театра, – заявила она, едва Квасницкий уселся за стол. Сама Рита осталась на ногах – почему-то так ей показалось проще изложить свою точку зрения папиному приятелю.
– Отлично, – кивнул мужчина. – Ты решила, кому его продать?
– Наоборот – я решила, что не стану продавать «Гелиос».
– Ты… намерена сама вести дела? – недоверчиво вскинул бровь Егор Стефанович. – Руководить труппой, заключать контракты?
– Нет, дядя Егор, – усмехнулась Рита. – Я намерена лишь стричь купоны.
– Объяснись.
– Охотно. Признаюсь вам, что еще до начала представления я не была уверена в своем решении, но теперь не сомневаюсь, что оно правильное. Я согласна, что не смогла бы встать во главе труппы – для человека вне балета и искусства вообще это дело абсолютно непосильное. Но есть человек, который органично впишется во все, чего не могу я. Этот человек – Игорь Байрамов!
– Детка, ты полагаешь, у Байрамова хватит денег, чтобы…
– Я же сказала, что речь вовсе не о продаже, – перебила Рита. – Я отдам Игорю «Гелиос». Он заслужил это, вам не кажется?
– От… Да ты понимаешь, что говоришь?! Отдать целый театр – просто так?
– Ну, не просто так, а с выгодой: Игорь будет моим деловым партнером.
– В смысле?
Квасницкий выглядел растерянным, словно Рита сказала что-то крамольное.
– Ну что же тут непонятного, дядя Егор? – Она даже почувствовала легкое раздражение, что обычно ей было несвойственно. Видимо, сказывалось напряжение последних дней. Девушка попыталась взять себя в руки и выдавить улыбку. – Вы же сами сказали, Игорь отлично справился с постановкой, все вышло не хуже, чем у папы…
– Возможно, даже лучше, – пробормотал Квасницкий, потирая подбородок.
– Вот именно! Ребята слушаются его, он легко находит к ним подход… В общем, как я уже сказала, он займет папино место, как хореограф и художественный руководитель труппы. Я юрист, как вам известно, и смогу взять на себя деловую часть – все, что связано с оформлением документов, контрактами и так далее. Кроме того, можно нанять менеджера, который постоянно будет находиться в «Гелиосе». Я подумываю о ком-то с юридическим или экономическим образованием, чтобы нам легче было друг друга понимать. Таким образом, театр останется в том виде, в каком его хотел видеть папа, и станет приносить доход: имя Байрамова должно сыграть свою роль!
– А ты уже говорил об этом с Игорем? – поинтересовался Квасницкий.
– Еще нет. Вы считаете, он может отказаться?
– Даже не знаю, – покачал головой собеседник. – Предложение, конечно, заманчивое, но Байрамов упрям, как и твой отец. Вдруг он не захочет иметь ничего общего с тем, чему Григорий посвятил большую часть своей жизни?
– Но Игорь ничего больше не умеет, дядя Егор! Балет – это именно то поприще, на котором он всегда добивался успеха. Неужели он предпочтет вернуться в стриптиз-клуб?!
– Ну, зная Игоря, я бы не стал исключать такую возможность! – усмехнулся Квасницкий.
– Значит, – твердо сказала Рита, – я должна сделать все, чтобы его убедить.
– Детка, – неуверенно заговорил Егор Стефанович, – есть одна проблема.
– Проблема? – нахмурилась она и взглянула на часы: время еще есть. – Что за проблема, дядя Егор?
– Я не хотел говорить, но дело серьезное. Ты знала, что твой отец играл на бирже?
– Что?
– Иногда ему удавалось выигрывать, но, как ты понимаешь, Григорий не был бизнесменом и плохо разбирался в рынке ценных бумаг. Он пользовался советами, как бы это помягче выразиться, не совсем чистых на руку людей. Советы «доброжелателей» не всегда были ценными, и по большей части твой папа скорее терял, нежели получал прибыль.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, милая, что у твоего папы были очень большие долги. Так как ты – единственная наследница по завещанию, это означает, что разбираться с ними придется тебе!
– Но я ничего об этом не знала! – воскликнула Рита потрясенно.
– Это нормально, ведь Григорий не собирался умирать. Он думал, что со временем решит все проблемы. Он обратился за помощью к людям, к которым не следовало обращаться…
– Вы имеете в виду Горенштейна?
– И его в том числе. Когда я узнал, то очень разозлился на твоего отца: он предпочел иметь дело с бывшими уголовниками, а не прийти со своей бедой ко мне!
– Почему он ничего мне не сказал?
– Видимо, не хотел тебя беспокоить. Ты же знала своего отца!
Да уж, это точно: отец предпочитал, чтобы все считали, что у него вообще нет проблем! Если бы стало известно, что у Великого и Ужасного финансовые затруднения, это повредило бы его имиджу, а такого Григорий Сергеевич позволить не мог. Он и Риту подпустил к делам театра весьма ограниченно: ей следовало заниматься только контрактом, связанным с постановкой «Камелота». Да и то, как она подозревала, отец привлек ее потому, что она в совершенстве владела французским языком – он попросту не хотел тратиться на переводчика и юриста, когда мог заполучить обоих в лице собственной дочери – «два в одном», как говорится!
