Наверное, эта встреча может показаться чем-то театральным,
хотя для нас, русских эмигрантов, в таких ситуациях не было ничего ни
надуманного, ни особо чудесного. Не зря говорят англичане: life is stranger
than fiction – жизнь невероятней, чем выдумка! Мы все знали такие поразительные
встречи, они в те времена, когда Россия с места сдвинулась, стали почти обычным
явлением. Моя подруга Катя Ионина, добравшаяся до Константинополя в 1919 году
на английском военном корабле с мужем, была уверена, что отец ее пропал без
вести, как вдруг встретила его в константинопольском трамвае!.. Вот где чудо, а
моя встреча с Корсаком… это так, закономерность судьбы, которая любит поставить
точки над i.
Выглядел Корсак вполне презентабельно, хотя и путешествовал
не первым, как мы, а вторым классом, только был чем-то очень озабочен. Самое
смешное, что он меня не узнал, а я так узнала его сразу, хотя внешность его,
пусть и, безусловно, приятная, не обладала той способностью поражать память,
какой обладал Никита. Конечно, я не напомнила ему о себе, а просто поглядывала
на него, исподтишка то улыбаясь, то хмурясь. Его вспомнил не разум мой, а мое
тело. Ну, все-таки он был мой первый мужчина, и наш с ним секс (выражаясь
принятым теперь словечком), что скрывать, вышел изумительным… правда, я была
убеждена, что занимаюсь любовью с другим мужчиной, однако удовлетворил-то меня
тогда именно Корсак! И удовлетворил не единожды, это я до сих пор помню!
Можно признаться теперь, когда горение естества моего уже
утихло (хоть не утихло прежнее сердечное волнение!), что ни один из моих мужей
и любовников не доставлял мне такого несравненного удовольствия, как
ненавидимый мною Корсак. Никогда ничего подобного я больше не испытала! Уж не
знаю, в чем здесь дело, в его ли особенных способностях или в моем настрое в ту
ночь, однако я всегда и со всеми мужчинами в постели думала только о Никите, воображала
только его… Свое я с помощью этой нехитрой проделки получала всегда, однако
качество и количество удовольствия было все же не тем, что в первый раз.
Впрочем, спасибо и на том, вообще, спасибо Корсаку, что благодаря ему я открыла
эту маленькую хитрость, а не то даже не узнала бы, зачем, ради какого такого
удовольствия женщина отдает мужчине свое тело!
Словом, по прошествии времени я уже не держала зла на
Корсака. Он ведь просто воспользовался случаем… Ну какой мужчина, скажите по
совести, устоял бы в ту ночь, увидевши меня растелешенной на полу в своей
комнате и поняв мою страстную готовность отдаться… Какая разница, в самом-то
деле, кому: ему или другому?! Со временем я поняла, что извлекла из той ночи
еще один урок: вот это умение пользоваться случаем, извлекать пользу для себя
из всякой без исключения ситуации, подбирать все, что плохо лежит (ха-ха!),
получать от жизни множество мелких радостей, если невозможно получить одну
большую, главную. Этим уроком я обязана прежде всего Корсаку, отчего и не держу
на него никакого зла. Теперь уже его, наверное, нет в живых, он уже в том мире
теней, куда скоро буду отправлена руками Никиты или его призрака и я, возможно,
мы встретимся там с Корсаком… и уж там-то наконец я спрошу, как же, собственно
говоря, его звали? Всю жизнь меня немало забавляло, что я так и не узнала имени
моего первого мужчины, что он так и остался для меня просто корсаком – хитрым
лисом, степным хищником.
Франция, Париж
Наши дни
Избиение киллера Шершнева выглядело следующим образом: белые
его мутузили, а черный в форме полисье стоял рядышком, поигрывая дубинкой,
наблюдая за процессом, и само его присутствие делало невозможным вмешательство
прохожих, которые чистоплотно отводили глаза от происходящего и торопились
пройти мимо.
Несколько арабов, китаец из национальной забегаловки «Dragon
rouge» и еврей из национальной же булочной «Zazou» наблюдали за происходящим,
обмениваясь вялыми репликами.
Алёна ошеломленно замерла рядом и невольно вслушалась в их
разговор. Их французский был как раз таким, какой она была способна понять, к
тому же нацмены щедро перемежали его английскими словечками. С английским у
Алёны отношения были чуточку получше, чем с французским, так что она с пятого
на десятое поняла наконец, в чем суть конфликта. Этот мсье (разумелся Шершнев)
подошел к автомобилю, припаркованному у тротуара, и пытался открыть его. Вдруг
откуда ни возьмись выскочил один из этих белых и заорал:
– Merde! Ты хочешь угнать мою машину? На помощь!
Немедленно откуда-то взялись второй белый и негр. Белые
накинулись на мсье, а полицейский принялся наблюдать.
– Странно, почему он не вызовет машину и не отвезет
этого мсье в участок? – удивился китаец.
– Наверное, хочет его отпустить, но для начала сдерет с
него штраф, а квитанцию выписывать не будет, – авторитетно заявил араб,
стоявший на пороге сувенирной лавочки, которыми щедро наводнен Фобур-Монмартр.
– Но это все же странно, – покачал головой
китаец. – Они его до смерти могут забить!
– Отобьется! – хмыкнул второй араб, выглянувший из
соседней лавочки – продуктовой.
В самом деле – Шершнев, видимо, преодолел первый шок и
теперь сопротивлялся очень активно, постепенно переходя от обороны к
наступлению.
«Зачем ему понадобилась эта машина? – недоумевала
Алёна. – Конечно, очень красивый и дорогой «Рено Меган», но неужели Никите
так мало платят за убийства, что он не может купить собственную?! Не понимаю.
Нет, наверное, все не так просто. Наверное, он хотел подложить в «Рено»
какое-нибудь взрывное устройство или что-то в этом роде. Наверное, этот тип,
который его колотит, владелец машины, – очередная жертва киллера Шершнева…
Хотя этот оборванец совершенно не похож на владельца такой шикарной машины!»
– Ставлю на угонщика, – азартно сказал второй
араб.
– Да какой он угонщик, – пожал плечами еврей, и
его короткая жилетка смешно подпрыгнула на плечах, словно живая.
Еврей был очень живописный: в бороде и пейсах, однако
совершенно лысый. На лысине с трудом удерживалась черная красивая ермолка,
расшитая серебряными узорами. Сначала Алёна даже приняла ее за тюбетейку, но разглядела,
что это никакие не узоры, а буквы. Наверное, какое-нибудь священное изречение
вышито.
– Он не угонщик, а адвокат. Я его часто вижу. Вон там
его офис. А машина, между прочим, его собственная. Она всегда тут припаркована.
Правда, он ею редко пользуется, предпочитает ходить пешком.
– Что? – удивился китаец. – За что же его
тогда бьют?! Это несправедливо! И почему вы не вмешаетесь, не скажете этому
полисье…
– Зачем я буду вмешиваться? – пожал плечами
еврей. – Этот мсье – русский. А русские выступали против вторжения в Ирак.
Русские – друзья Саддама! Саддам вторгся в Кувейт, он ненавидит наших. Русские
все антисемиты. Зачем я буду защищать русского?
