– В том, что каждой твари – по паре. Дени Морт во всех
своих ипостасях – это коллега Шершнева, – пояснил Бертран. – Конечно,
Морт – фигура гораздо более серьезная, можно сказать, мастер международного
класса, Шершнев по сравнению с ним – просто мальчик из церковного хора. Между
ними есть одно общее: ни того ни другого ни наша полиция, ни Интерпол не могут
взять с поличным. Но если Шершнев сидит в Париже и строит из себя
добропорядочного адвоката, пытаясь хотя бы для видимости уживаться с законом,
то Морт практически неуловим. Он виртуозно меняет внешность, вы и сами могли в
этом убедиться.
– Морт – это и есть его настоящая фамилия? Или он Тод?
Или все же этот, как его?..
– Нет, в том-то и состоит ирония судьбы, что этому
человеку, который сделал смерть своим ремеслом, повезло родиться с фамилией
Морт. Думаю, я не поверил бы, если бы мне кто-то сказал об этом, но я знаю
совершенно точно, что это так.
– Откуда?
– Оттуда, что мы с этим Мортом, можно сказать, друзья
детства.
Стакан выпал из рук Алёны. По счастью, он уже почти опустел,
да и Бертран с непостижимой ловкостью поймал его у самого пола.
– Не пугайтесь, – он вручил стакан Алёне, – я
же говорю: мы, можно сказать, друзья детства. А можно и не сказать. Мы родом из
Бургундии, есть там такое чудное селение – Мулен-он-Тоннеруа. Великолепное,
сказочное место! Там вообще много Мортов, Баре, ну и Гренгуар очень
распространенная фамилия.
– Мулен? В Бургундии? – недоверчиво переспросила
Алёна. – Да что вы говорите? Туда как раз собираются ехать Морис и Марина,
какие-то друзья пригласили их пожить в своем доме.
– А вы с ними едете? – быстро спросил Бертран.
– Да ну, мне и в Париже хорошо, – покачала она
головой.
Тот посмотрел с сомнением: похоже, не слишком-то верил, что
где-то, пусть даже и в Париже, может быть так же хорошо, как в этом неведомом
Мулене.
– Ну так что Морт? – напомнила Алёна.
– У меня с ним старые счеты. Когда нам было по
шестнадцать, он увел у меня девушку. Мы все учились в одном классе, у Арьян –
ее звали Арьян – были поразительно красивые волосы – легкие, пышные, вьющиеся,
золотые… просто солнечные лучи… – Бертран мечтательно улыбнулся. – Я
потом долго ненавидел светловолосых женщин. Смешно вспомнить, как страдал!
– Вы ее так сильно любили?
– Сильно или нет, уж и не помню, но это была первая
любовь… А Морт меня терпеть не мог, вот и переспал с моей Арьян – просто так,
чтобы мне досадить. Он был весьма обаятелен, а она легко смотрела на жизнь. Мы
подрались так, что чуть не убили друг друга. В конце концов оба мы уехали из Мулена,
Арьян тоже вышла замуж куда-то в Оксер или в Тоннер, точно уж и не скажу, я
постарался забыть эту историю, но, как ни странно, известия о Дени порою
доносились до меня. Он завербовался в Иностранный легион, был там на высоком
счету, считался чуть ли не лучшим снайпером, потом сам нарвался на пулю в
живот, перенес не одну операцию, был комиссован, ну и начал подрабатывать тем
единственным ремеслом, которым владел. Так что его фамилия себя оправдала.
Алёна кивнула. Да уж, фамилия у Морта еще та!.. Интересная
это вещь – говорящие фамилии. В России был знаменитый фехтовальщик Кровопусков…
А разве у самого Никиты Шершнева не говорящая фамилия? Ведь шершень – это
большая оса, тревожить гнездо которой не стоит. Эти насекомые очень агрессивны,
а укусы их весьма болезненны. Острая боль, отек, воспаление, головная боль,
головокружение, сильное сердцебиение, повышение температуры, крапивница, порою
затруднение дыхания, а в тяжелых случаях – анафилактический шок, доводящий даже
до паралича центральной нервной системы, и самый настоящий сердечный спазм –
вот что может приключиться из-за укуса потревоженного шершня. Потому Алёну и
била весь вечер дрожь, потому она и прибегала к сильнодействующим
транквилизаторам, что до сих пор не могла прийти в себя и поверить, что спаслась
из гнезда русско-французского шершня без контрольного укуса в голову. Сердечный
спазм у нее практически произошел в тот момент, когда появилась эта дурацкая
Анастази. Причем спазм этот был так силен, что Алёна словно окаменела: ни
рукой, ни ногой шевельнуть, ни в бегство удариться.
Ей надо было, конечно, изобразить ледяное изумление, принять
вид, будто Анастази ее с кем-то перепутала, однако Алёна только и могла, что
стоять, будто приколоченная к полу, да лупать глазами, в то время как Никита
удивленно повторил вслед за секретаршей:
– Нашли блокнот?.. Какой блокнот?
– Да ее шефа, какого-то Баре, – ляпнула Анастази,
у которой, видимо, было недержание речи. – Говорила, он был у вас вчера и
забыл тут блокнотик с русскими буковками на обложке. Только мы его не нашли.
– А когда это было? Когда вы его искали? – спросил
Никита, и Алёна поразилась тому, насколько изменился его голос. От веселого и
гостеприимного хозяина, обворожительного собеседника не осталось и помину.
Полное впечатление, что в лице Алёны к нему явился враг, разделаться с которым
он мечтал всю предыдущую жизнь. И будет жалеть всю оставшуюся, если не удастся
воплотить эту мечту в реальность!
– Да примерно час назад, перед тем как мне в джим-саль
идти, – продолжала болтать проклятущая Анастази.
Нет, вот же свинство какое, а? Алёна была убеждена, что
Анастази на сегодня свое отработала и свалила домой. Почему же она не
предупредила, что всего через час вернется? Свинство, честное слово, другого
слова не подберешь! И почему ее не угораздило задержаться в этом самом
джим-сале, в спортзале, говоря по-русски, еще хотя бы на полчасика? А главное,
почему у нее не отсох по пути на работу ее противненький язычок?!
– Баре – ваш шеф? – Никита повернулся к Алёне и
уставился на нее с непроницаемым выражением. – Очень интересно… И давно вы
к нему устроились? Не позавчера ли, после нашей встречи на Монтолон? А с какой
целью? Неужели тоже для сбора информации к роману? Однако, я смотрю, ваша
любознательность поистине безгранична.
То, что он знал Бертрана, было несомненно. И, конечно,
связал все концы с концами. И обо всем догадался…
Ну, тут и круглый дурак догадался бы, а Никита Шершнев
дураком отнюдь не был.
– Да, вы и в самом деле дамочка с фантазией, как
характеризуете себя в одном из ваших романов, – проговорил Никита,
подтверждая, что и впрямь познакомился с творчеством писательницы Алёны
Дмитриевой. – Ну, что молчите, как убитая? Может быть, все-таки скажете
что-нибудь в свою защиту? Или нечего?
