– Да почему? – наконец-то смогла выдавить Алёна,
изо всех сил убеждая себя, что Никита просто-напросто употребил расхожую идиому
и ничего такого не имел в виду под словами как убитая. – Иду по
Фобур-Монмартру, смотрю – табличка с вашей фамилией. Дай, думаю, зайду, еще раз
поблагодарю хорошего человека. А когда узнала, что вас нет, я и ляпнула насчет
блокнота – первое, что в голову пришло. Не пересказывать же вашей секретарше
всю ту дурацкую историю, которая приключилась в сквере на Монтолон. А потом,
мне до смерти захотелось хотя бы на минуточку заглянуть в ваш кабинет. Никогда
не приходилось бывать в святая святых человека вашей профессии. Вы сами
виноваты, что у меня разыгралось любопытство!
Надо надеяться, Никита не сочтет за намек эту дурацкую
обмолвку: до смерти захотелось?..
– Стоп! – махнул рукой Шершнев, останавливая
безудержный поток ее оправданий, и повернулся к секретарше: – Настя, она
оставалась одна в кабинете хоть на минуточку?
Персиковые щеки ощутимо поблекли. У Алёны уже начался было
очередной сердечный спазм, однако Настасья явно боялась Шершнева почти так же,
как и она сама.
– Нет! – почти выкрикнула перепуганная
красотка. – Нет! Зашла на минутку, огляделась – и…
Врала она никудышно: бегала глазами (вернее, линзами),
нервно тискала руки… Поверит Шершнев? Не поверит? И если не поверит, что
сделает? Обыщет Алёну? Ой-ой…
– Почему же вы не подошли к телефону, Настя? –
внезапно рявкнул Никита. – Я же настрого приказывал вам принимать все
звонки! Сколько раз можно говорить о том же самом?!
– Как это не подошла?! – возмутилась
Анастази. – Подошла, но там перепутали номер. Нужен был офис какого-то
мсье Ламартина… – И она осеклась, поняв, что попалась на самую нехитрую
удочку, какую только можно вообразить.
– Чей офис? Ламартина? Любопытно! – Никита слегка
усмехнулся, глаза блеснули, и Алёна ощутила, что ее почти смертельный ужас
отступает перед поразительным обаянием этого человека. Она вдруг ощутила себя
приговоренной к смерти, в последнюю минуту перед казнью получившей помилование.
Может, и впрямь обойдется, а?..
– А с чего вы взяли, что кто-то звонил? –
вызывающе спросила Анастази, которую, несмотря на ее молодость, жизнь уже
успела научить, что лучший способ обороны – наступление.
– Настенька, вы случайно не читали стихотворение
Александра Сергеевича Пушкина «Глупой красавице»? – ласково спросил
Никита. – Вижу, что нет… С того я это взял, что на вашем телефоне стоит
определитель номера. Придя, я проверил звонки. Номер, с которого сюда звонили в
три часа три минуты, мне хорошо известен. Он принадлежит некоему мэтру Баре.
– Ее шефу, значит? – с поразительной догадливостью
установила Анастази. – А почему же он говорил, что ему нужен Ламартин? Я ж
сообщила, что это офис мсье Шершнефф! А он все никак не мог поверить,
выспрашивал у меня телефон этого Ламартина!
– И долго вы переговаривались? – спросил Никита.
– Да нет, минут пять, не больше, – энергично
трясла головой Анастази.
«Может, она своего шефа тоже шантажирует, как его бабушка
шантажировала дедушку? – с внезапно проснувшимся интересом задумалась
вдруг Алёна. – Поэтому он ее при себе и держит? Это ведь не секретарша,
это тротиловый эквивалент какой-то! Тротиловый эквивалент дурости».
– Ну, теперь все понятно, – кивнул Никита и снова
уставился на Алёну.
Итак, это вовсе не помилование, а лишь отсрочка приведения
приговора в исполнение. Теперь она истекла…
– У вас с Баре было условлено время, когда он позвонит
и вы, если повезет, получите возможность оказаться в моем кабинете. Такая
возможность вам представилась. Интересно, как вы ею распорядились? Чем здесь
поживились? Стол взломать не могли, компьютер, конечно, тоже, сейф отыскать ума
не хватило… – высказывал предположения Никита, пристально озирая при этом
Алёну, как если бы ее покрытые холодным потом виски и стиснутые губы совершенно
точно характеризовали ее никудышные способности в качестве хакера или
медвежатника.
Это ее взбесило. Вернее, взбесило полное отсутствие
нормального мужского интереса в его глазах, которыми он ее так и щупал. От
страха у нее ведь еще и соски напряглись, торчали сквозь майку, как
ненормальные. И что? Ему это хоть бы хны… А вот, интересно, полицейский
возбуждается, когда обыскивает – ощупывает! – какую-нибудь хорошенькую
преступницу?
Впрочем, Никита Шершнев – не полицейский, а она – не
преступница, может быть, в этом вся проблема?..
– А кстати… – Глаза Никиты вдруг уперлись в глаза
Алёны. – Кстати, о полицейских!
Почему – кстати? Он что, мысли ее прочитал? Ой, хоть бы не
все!
– Я бы вернулся в офис гораздо раньше, если бы на меня
не налетели около моей машины те двое оборванцев. Подстрекаемые, как вы
помните, одним нашим общим знакомым полицейским… Так вот не слишком ли много
совпадений для одного дня? Понимаете, о чем я говорю?
Алёна тупо покачала головой. Просто так, на всякий случай.
На самом-то деле не понять этого намека было невозможно.
Но вот тут-то Шершнев и ошибался. Алёна была изумлена не
меньше, чем он, когда увидела того черномазого Калигулу, то есть Нерона, или
как его там.
– Ради чего была организована эта драка? – не
унимался Никита. – Чтобы понадежней задержать меня? Или дать вам
возможность стяжать лавры избавительницы и выкачать из меня нужную вам и вашему
шефу информацию, заодно растопив лед моего сердца?
При этих словах он почему-то посмотрел на то место, где
находилось сердце Алёны. Оно трепыхалось со страшной силой – небось
затрепыхаешься тут! – а еще эти соски торчали…
Короче, впечатление было такое, что девушка в полной боевой
готовности.
Но ведь это же только впечатление!
Или не только?..
– Ну, так могу сообщить, что вы напрасно
старались, – холодно сказал Никита. – Я не полный идиот, да и вкус у
меня гораздо более изощренный, чем может показаться на первый взгляд.
При этих словах он вдруг повернулся к Настасье, обхватил за
плечи и притянул к себе. Секретарша покраснела так, что аж глаза слезами
налились.
Ах ты, боже мой, какие мы стыдливые! На рабочем месте
ни-ни?.. Алёна чуть не расхохоталась, хотя было не до смеха. Если честно,
сейчас ей хотелось вульгарно смазать Анастази по лилейной физиономии.
Впрочем, это ужасно – давать волю рукам. Она ведь не
какая-нибудь базарная баба, она все же писательница, а какое главное оружие
писателя? Нет, не компьютер. Слово!
