Правда, Алёну поначалу тревожило, что интерес вызывают не
столько ножки, фигурка и бюстик, сколько принадлежность к экзотической русской
нации. Бургундия – это вам не Иль-де-Франс!
[20] Здесь негров,
арабов и русских по пальцам одной руки можно перечесть! Однако когда к ней
подошел плотный, высокий, очень загорелый мужчина с носом-серпом и, обмениваясь
традиционными французскими поцелуйчиками, принялся заглядывать в означенное
декольте, Алёна поняла, что напрасно беспокоилась, приободрилась и улыбнулась галантному
бургундцу со всей мыслимой и немыслимой приветливостью – тем паче что это
оказался не кто иной, как знаменитый Жильбер – остепенившийся террорист,
офранцузившийся корсиканец и вообще вице-мэр.
Красавцем его никто не назвал бы даже в потемках, однако он
благоухал совершенно потрясающим парфюмом, был щеголевато одет и вообще излучал
то, что дамы-романистки весьма расплывчато называют мужским обаянием. Вообще
Алёна уже не первый раз заметила, что эта самая расплывчатая субстанция во
французах присутствует очень определенно. А может быть, это на нее действует их
принадлежность к другой нации? Скажем, дома, в России, отдыхая в какой-то из
нижегородских деревень, в том же приснопамятном для нее Доскино Богородского
района, она вряд ли стала бы так отчаянно кокетничать с водителем фургона,
который привозил хлеб, как кокетничала здесь с буланжье, что каждый день
развозил по ближним деревням свежайшие метровые багеты и невероятно вкусные
слоеные пирожные, которых Марина и Алёна съедали штуки по три каждый день. Ну,
Марину никакие пирожные взять не могли, такая уж у нее была счастливая
конституция, а нашей писательнице, чтобы спасти плоды многолетних страданий,
приходилось отмахивать по утрам не менее пяти-семи километров по прекрасной
Бургундии… К счастью, и впрямь прекрасной – до сердечной боли прекрасной!
Впрочем, окажись гипотетический булочник из Доскино таким же улыбчивым
обаяшкой, как буланжье из Мулена, кто знает, может быть, Алёна и ему попыталась
бы вскружить голову. А разве дома строила бы она глазки какому-нибудь
электрику? Того же парня, который на второй день их пребывания в Мулене приехал
по вызову Мориса отремонтировать нагреватель воды, она практически свела с ума
в считаные минуты. Просто так, ради спортивного интереса, чтобы проверить, не
утратила ли квалификацию. События ее личной жизни последнего времени не
способствовали укреплению веры в себя… ну, Алёна и укрепила ее мимоходом в
Мулене! Впрочем, убедившись, что электрик уже коротит и его даже вот-вот
замкнет, она угомонилась и совершенно спокойно отправилась помогать Марине
кормить и купать Лизочку, оставив Мориса развлекать пустыми разговорами монтера
и недоумевать, почему затянулся его визит, хотя обогреватель уже давно
работает, бургундское выпито и все мировые проблемы обсуждены. Коварная Алёна
между тем так и не спустилась из верхних комнат, где находились спальни, хотя
Лизочку уже искупали и уложили, а Марина, наблюдавшая интригу, давясь смехом,
внимала унылым рассуждениям электрика о предстоящем каникюле
[21]
и наблюдала его тоскливые взоры, устремленные на лестницу. Так и не дождавшись,
что прекрасная русская спустится по этой лестнице, электрик уехал уже ближе к
полуночи, попытавшись забыть какой-то из своих чемоданчиков с инструментами,
однако отчаянно зевающий, но по-прежнему любезный Морис не допустил этого,
лишив, таким образом, бедолагу шанса на возвращение…
Все эти свои маленькие победы Алёна вспомнила, наблюдая
повышенную любезность Жильбера, поджатые губки бургундок и явное подкручивание
усов бургундцами, и настроение у нее сделалось просто-таки великолепное!
Чтобы продемонстрировать собравшимся свою обворожительную
походочку и окончательно разбить все мужские сердца, она нарочно прошла через
весь двор – смотреть, как местная ребятня ловит в огромном пластиковом бассейне
с проточной водой живую форель, набрасывая на нее петли из лески.
Зрелище было прелюбопытное – ничего подобного Алёне видеть в
жизни не приходилось! – и очень захватывающее. Уж на что наша писательница
была не азартна и равнодушна к рыбной ловле, она непременно истратила бы
полтора евро на палку с леской – орудие рыбной ловли, – когда бы не боялась
оскандалиться. Одна местная дама – самая коротконогая и широкоплечая –
вылавливала форель за форелью так лихо, что содержательница аттракциона уже
начала нервничать и поглядывать на рыболовшу с натянутой улыбкой: видимо,
боялась, что другим рыбакам ничего не останется. Впрочем, тягаться с бургундкой
не мог никто, и Алёна чуть не впервые за последнее время днем, а не ночью, в
очередном эротическом сне, вспомнила идола своего сердца. Он-то запросто
обставил бы рыболовшу, поскольку был совершенно сдвинут на рыбной ловле. Вообще
по жизни им владели всего лишь две страсти: рыбалка и игра на деньги, что
однажды подвигло рассерженную Алёну на злобное, но очень меткое высказывание: у
Игоря-де (уже упоминалось, что идола зовут Игорем? Нет? Ну так его зовут именно
так!) вместо сердца рулетка, а вместо одного местечка – спиннинг! Что
характерно, Алёна, кажется, не слишком ошиблась, поскольку идолу везло на
рыбалке и в казино просто фантастически. Впрочем, Удача ведь тоже – особа
женского пола, ну разве могла она остаться равнодушной к прекрасным колдовским
глазам идола… в самом деле прекрасным и в самом деле колдовским!
Как всегда, при мысли об этом несчастном мальчишке, по
которому она сгорала уже не первый год, Алёна настолько явственно ощутила его
присутствие, что даже словно бы почувствовала на себе его пристальный, его
особенный, чуть исподлобья взгляд. Так умел смотреть только Игорь. С любой
особой женского пола при этом делалось телесное трепетанье, сердечное
содроганье, коленок подгибанье и общее погибанье.
Эффект присутствия был настолько силен, что Алёна повернула
голову – и даже покачнулась от изумления. Чужой пристальный взгляд
действительно имел место быть, и мужчина, не сводивший с нее глаз, был и впрямь
разительно похож на Игоря. Однако – на Игоря двадцать лет спустя, как выразился
бы знаменитый Дюма-пэр.
