О чем с ними вообще можно договариваться? Мы заключили соглашение с Ходорковским, а они посадили его в тюрьму. С тех пор пять лет идут пустые разговоры. А мы за это время построили нефтепровод из Казахстана.
Да и вообще, когда в 2001–2003 годах у них были хорошие отношения с Западом, они и думать забыли и о Китае, и о ШОСе. А сейчас, когда им понадобилась какая-то политическая опора на Востоке, они снова приезжают к нам».
Где-то я это уже слышал или читал, подумал я. А может, товарищ Пань просто эманация моего сознания? Как Чжуан Чжоу с его бабочкой две с половиной тысячи лет назад, я уже не мог понять: или мне снится, что я товарищ Пань, или я и есть Пань, которому снится, что он Пионтковский, писавший несколько лет тому назад:
«Вообще все российское евразийство исторически вторично, является функцией обиды на Запад и выполняет для российской „элиты“ роль не более чем психологической прокладки в критические дни ее отношений с Западом. Все эти мотивы великолепно артикулированы в знаменитой блоковской поэме. Страстное объяснение в любви к Европе при малейшем сомнении во взаимности сменяется угрожающим — „а если нет, нам нечего терять, и нам доступно вероломство… мы обернемся к вам своею азиатской рожей“.
При чем тут Китай, Индия, сербские братушки, иракский или северокорейский диктаторы? Все это не более чем сиюминутные поводы, необходимые страдающей маниакально-депрессивным синдромом российской „элите“ для выяснения отношений с вечно ненавидимым и вечно любимым Западом. Не к случайному собутыльнику, а к небесам Запада обращен экзистенциальный русский вопрос „А ты меня уважаешь?“
Китайцы, кстати, всё это прекрасно понимают и поэтому относятся к российским спорадическим заигрываниям скептически и с неизбежной дозой снисходительного и высокомерного презрения. Можно, конечно, из тактических соображений некоторое время обозначать фальшивые привязанности, но занятие это довольно утомительное.
Китай — это кошка, которая гуляет сама по себе вот уже несколько тысячелетий, самодостаточная держава, никакими комплексами, в отличие от российской политической „элиты“, не страдающая, и ни в каком стратегическом партнерстве с Россией, тем более на антиамериканской основе, не нуждающаяся. Если эти бледнолицые северные варвары, в свое время навязавшие Срединной империи несправедливые договоры, почему-то придают такое значение бумажонкам о стратегическом партнерстве и многополярности, то ради бесперебойных поставок российского оружия можно эти бумажки и подписать.
Но отношения с США, основным экономическим партнером и политическим соперником для КНР гораздо важнее, чем отношения с Россией, и, выстраивая их, Пекин будет руководствоваться чем угодно, но только не комплексами российских политиков». (Андрей Пионтковский. Вызовы XXI века и российская политическая элита.
(Мир перемен. Международный научно-общественный журнал. 2004. #2)
Я ущипнул себя, но бабочка продолжала порхать живой иллюстрацией к моей статье. Оттоптавшись от души на своем великом северном соседе и продемонстрировав американской аудитории всю его несостоятельность как партнера, товарищ Пань перешел непосредственно к деловой части своего визита в Вашингтон.
«Почему-то ШОС принято считать антиамериканской организацией, — задумчиво произнес он. — На мой взгляд, это глубокое заблуждение. У отдельных членов ШОС могут быть трения с США, но это вовсе не означает, что ШОС в целом антиамериканская организация. Вот, например, у ряда стран АСЕАН есть проблемы с США, но разве АСЕАН — антиамериканский блок?
Нас очень беспокоит ухудшение ситуации в Афганистане. По понятным причинам мы не можем участвовать в военных операциях под командованием блока НАТО, членом которого мы не являемся. Но можно подумать о другом формате. В Южном Ливане, например, сейчас находится около тысячи китайских солдат по мандату ООН. Но что такое для нашей безопасности Южный Ливан по сравнению с находящимся у наших границ Афганистаном?!»
Ну, вот теперь, наконец, месседж товарища Паня приобрел архитектурную стройность и законченность. ШОС — эффективный инструмент поглощения Средней Азии Китаем и вытеснения оттуда России. В результате в Большой игре Китай остается вашим единственным партнером. И мы готовы стать, по вашему излюбленному выражению, ответственным акционером в системе глобальной безопасности. В том числе и в обеспечении стабильности Афганистана, в чем вы так остро нуждаетесь, и в чем вам мало чем могут помочь ваши натовские союзники, которые не воюют после 6 вечера, как немцы, или в часы сиесты, как итальянцы.
Я скользнул глазами по списку участников семинара. Среди них значился N., Embassy of the Russian Federation. Значит, китаец знал, что присутствует дипломат из русского посольства, который, скорее всего его записывает, и, тем не менее, не стеснялся в, мягко говоря, не очень уважительных по отношению к «стратегическому партнеру» оценках. Похоже даже, что он их специально акцентировал. На уровне приближенных к власти экспертов они уже не считают нужным что-либо скрывать. А разве не были демонстративным вызовом России беспрецедентные военные учения Пекинского и Шэньянского военных округов осенью 2006 года?
Если N. послал файл с докладом Паня в Москву, то это уже было поступком. Дипломаты и разведчики не любят отправлять депеши, которые явно не понравятся их боссам. Товарищ Лавров, конечно, не товарищ Берия, который начертал 21 июня 1941 года на донесении советского разведчика: «Стереть в лагерную пыль!» Но зачем ему свидетельства краха картонных идеологем его политики, всех этих замшелых примаковских многополярных треугольников или свеженькой карагановской фенечки о новой эпохе противостояния двух конкурирующих моделей социально-экономического развития? За этими потугами на концептуальность всегда стояло простенькое желание воскликнуть: «Нас с Великим Китаем 1,5 миллиарда человек», — и погрозить Америке сухоньким кулачком из китайского обоза. Но, похоже, не берут в этот обоз кремлевских нефтетрейдеров.
Вечером я увидел на экране телевизора Дмитрия Медведева, дававшего интервью китайским журналистам накануне своего первого зарубежного визита в качестве президента России. Г-н Медведев держался очень уверенно, солидно, по-государственному — за исключением, пожалуй, одной странноватой фразы. «Я надеюсь, что переговоры с нашими китайскими товарищами…» Стоп. Какие они ему товарищи? Это обращение принято между единомышленниками-коммунистами. Дмитрий Анатольевич Медведев — крупный русский буржуазный политик и бизнесмен. Из каких глубин подсознания всплыло это явно фальшивое в данном контексте слово? И, кроме того, в отличие от остального текста оно было произнесено с какой-то не свойственной Медведеву в этом интервью робкой искательной интонацией.
Как сказал бы Штирлиц, у меня защемило сердце. Где-то я уже слышал это словечко «товарищи», звучавшее примерно в той же тональности. Ну конечно. Это же был несчастный профессор Плейшнер на проваленной явке в Берне. Он тогда уже подсознательно почувствовал, куда вляпался, но трогательно и беспомощно попытался обмануть себя и отмахнуться от смутного подозрения этим наивно заискивающим обращением — «передайте товарищам…» Тогда они его еще выпустили.
