Устал! На пределе! Обессилел! Совершенно выдохся!
– О боже! Вы совершенно правы! – воскликнул Джошуа и безвольной тряпичной куклой рухнул на стул. Но через мгновение расхохотался и вскочил, прошелся по комнате, запустив пальцы в свою жесткую черную шевелюру, пока волосы не встали дыбом, словно от бушующих в голове мыслей. – Правы! Правы! Правы! Вы мне очень нужны. Вы и Джудит Кэрриол. Чтобы вы, со своими свежими мыслями и душами, выслушивали мою болтовню, а не те подобострастные и узколобые, что находятся сейчас за дверью. Как я могу привести в порядок мысли, если они, источая любовь и не сомневаясь в моей непогрешимости, никогда не спорят? Спасибо вам. Еще раз спасибо.
Джошуа, неосознанным жестом сложив на животе руки, остановился.
– О как красивы и богаты чувства, если научиться выплывать, а не барахтаться в них, как естественно горе и каким великим другом может стать время. И еще: все, что случается, происходит с определенной целью. Новое рушится на старое, мужество и сила могут показаться такими же привлекательными, как слабость. – Внезапно замолчав, он в изумлении посмотрел на Люси. – Почему я не могу все это написать? Я же умею обращаться к аудитории – любой аудитории. Словно язык мой из серебра, голос из золота, а душа с крыльями. Но стоит мне посмотреть на чистый лист бумаги, или на магнитофон, или на этот новый диковинный голосовой принтер, и слова бегут от меня, будто хотят спрятаться, и я никакими силами не могу их поймать.
– Одно из двух: либо психологический, либо физиологический барьер. – Люси скорее пыталась его утешить, чем на самом деле заинтересовалась причиной.
– И тот и другой, – отозвался он. – Где-то в мозгу нарушена проводимость: тромб, бляшка или рубцевая ткань. И на фоне этого – ужасный гнойник выгребной ямы моего подсознания.
Люси не удержалась и рассмеялась:
– О, Джош, вы такой добрый, славный человек! Я не верю, что ваше подсознание может быть иным.
– Каким бы крепким ни был корабль и как бы за ним ни следили, в нем все равно собираются трюмные воды; самому опрятному дому требуется уборка. Так почему же человеческое сознание не должно подчиняться тому же закону?
– Это похоже на софистику.
Кристиан усмехнулся:
– Мышь заставила меня пройти кучу всяких тестов, и выяснилось, что у меня действительно дисграфия, если это может служить утешением.
– Как вы умеете уворачиваться, – рассмеялась Люси.
Элиот Маккензи прочитал черновик рукописи перед тем, как отдать единственный экземпляр Джудит Кэрриол. Он обещал ей, что ни одно слово из этого текста не останется в издательстве. Элиот не понимал таких фантазий, но не стал ломать голову и распростился с единственным экземпляром. Был еще один – у Люси в Холломене, но до него он тоже не мог добраться. Что, если драгоценная книга потеряется? Что, если министерство окружающей среды решит, что в ней содержится что-то вредное, и откажется от публикации? У них все права на книгу Кристиана, уж Джудит Кэрриол об этом позаботилась.
Люси Греко выкраивала время, чтобы связаться с ним, и горела таким энтузиазмом, какого Элиот в ней никогда не замечал. Вела себя как юная монахиня в приступе святой одержимости. Видимо, чувствовала себя драгоценным сосудом, наполненным квинтэссенцией Кристиана, и приходила в истинный экстаз, орошая ею страницу за страницей при помощи голосового принтера.
Элиот Маккензи запустил пробный шар, желая выяснить ее мнение: способен ли Кристиан озвучивать свои мысли перед камерами и микрофонами, если немеет даже от печатающего с голоса устройства.
– Он всех покорит, – последовал ответ Люси. – Пока перед ним есть хоть одно человеческое лицо и пара глаз, в которые он мог бы смотреть, Джошуа бесподобен.
В таком случае, если министерство окружающей среды откажется от публикации книги, какие должны быть действия «Аттики-пресс»?
Кэрриол позвонила Элиоту через две недели после того, как он отправил ей рукопись в Вашингтон.
– Дело на мази. Все препятствия сняты, – сообщила она. – Сколько времени потребуется Люси, чтобы подготовить рукопись к печати?
– Она считает, еще месяц. Проблема в том, что Кристиан продолжает выдавать материал, который она не решается исключить из текста. Однако для такого рода литературы существует определенный предельный читательский объем. Придется сокращать материал, чтобы книга в печатном виде не превышала двухсот пятидесяти шести страниц. Можно запланировать на будущий год второй том. Но это потребует дополнительного редакторского времени. Нужно выбрать из готовой рукописи, что попадет в первую книгу, что пока полежит, дожидаясь второй.
– Сколько дополнительного времени?
– Самое позднее, книга попадет на прилавки к концу сентября.
– Нас больше устроит конец октября, учитывая, что она сразу разойдется.
– Тогда вообще без проблем, – заверил издатель и не слукавил.
– Миллион экземпляров в твердой обложке и по крайней мере пять миллионов в мягкой. Получится?
Такие цифры было трудно осознать даже Элиоту Маккензи.
– Постой, постой! Минутку! Книги такой популярности выпускают в мягкой обложке только через год после того, как они выйдут в твердом переплете. Через год и ни днем раньше.
– Мне нужны издания в твердой и мягкой обложке одновременно.
– Нет. Извини, Джудит, не могу.
– Извини, Элиот, можешь. Ты не проиграешь.
– Вот что, моя девочка, изменить решение меня может заставить только указ президента США. Но даже с ним я буду спорить до последнего.
– Хорошо, если настаиваешь, получишь указ, самое позднее завтра. И не вздумай рыпаться, верх тебе все равно не взять.
Элиот, не в силах поверить ее словам, закрыл глаза руками. А верить приходилось: Джудит была не из тех, кто попусту блефует. Что же, черт побери, за история с этим Джошуа Кристианом?
– Будет тебе, Элиот. Твоему издательству досталась величайшая в истории книгопечатания книга. Какие могут быть убытки? Не жадничай. И помни: я вручила тебе эту книгу и могу легко отобрать. Права на нее не у тебя, а у министерства. – Джудит говорила так, словно подсмеивалась над Маккензи, но он не сомневался, что эта женщина способна выполнить угрозу.
– Хорошо, – сдался он. Помолчал и в сердцах добавил: – Черт бы тебя подрал!
– Вот и умница. С завтрашнего дня организуй утечку информации, но пока я не скажу, чтобы ни один экземпляр не попал ни к кому в руки. Если нужно усилить охрану, бесплатно пришлю людей. Повторяю, Элиот, смотри, чтобы ни одна книга не уплыла раньше времени. Чтобы на черном рынке не появились сигнальные экземпляры, переплетенные гранки или рукопись. Можешь грозить своим работникам расстрелом, мне все равно, но тираж должен лежать под спудом, пока я не дам добро.
– Сделаю.
– Отлично. Теперь вот что: я хочу продать на аукционе права на издание в мягкой обложке. Надо сделать так, чтобы журналисты заранее узнали об этом аукционе.
