Джошуа начал расхаживать по сцене, что вызвало панику среди операторов и техников в аппаратной, неспособных предвидеть его передвижений. Он же их волнения даже не заметил.
– Мы не божьи дети, если не иметь в виду биологической стороны вопроса, поскольку принадлежим сами себе. И это наше право человеческих существ. Бог не навязывал нам своих законов, он наделил нас способностью создавать собственные. Если он чего-то от нас ждет, то единственно, чтобы мы преодолевали препятствия, которые не Он, а природа или мы сами ставим на нашем пути. Этот мир не Божий. Это наш мир! Он нам его подарил. Я не могу верить в Бога-собственника. Этот мир таким, каков он есть, сделали мы, а не Бог. За это Его нельзя ни винить, ни восхвалять. Мне хочется думать, что, когда мы умираем, лучшая часть каждого из нас возвращается к Богу. Не как личность целиком, а в виде той уже заключенной в нас божественной частицы, которая есть дух. Но я этого не знаю и не могу объяснить. Просто верю, что во мне есть частица Бога, благодаря которой я существую и действую. Зато доподлинно знаю, что мир, в котором я живу, создан мной, остальными людьми и всеми нашими предками. Я принимаю участие в его создании, а поэтому отвечаю за него вместе со всеми вами.
– Про книгу! – крикнул со стула Боб Смит. Его заворожила речь гостя, но он достаточно владел собой, чтобы испытывать недовольство оттого, что у него отняли его собственное шоу.
Кристиан перестал расхаживать по сцене и, обернувшись, с высоты своего роста посмотрел на него. Его вдохновенные глаза сверкали, ноздри раздувались, грим на его лице казался маской.
Слова Боба Смита вернули его на землю, и он вспомнил, зачем пришел в студию и что должен был делать.
– Ах да, книга. – Он произнес это таким тоном, будто хотел спросить: «Какая книга?» – Да-да, книга. Я назвал ее «Бог проклинающий», потому что мне понравились строки из стихотворения Элизабет Баретт Браунинг. В нем библейский смысл, поскольку речь идет о разрыве человека с Богом, когда человека изгоняют из Эдема и в его ушах гремит Божий гнев. Бог проклял человека, поставив перед выбором между добром и злом, заставил производить потомство в боли и муках, добывать пропитание трудом из земли и обрек на круговорот рождения и смерти. Стихотворение было задумано как гимн труду. «За работу… потому что Бог проклинающий одаривает щедрее, чем человек благословляющий».
По-моему, – продолжал он без намека на оправдание, – все мифы, легенды, древняя теология, включая Книгу Бытия, аллегоричны по своей сути и задумывались авторами именно так, чтобы их воспринимали аллегорически. На мой взгляд, Бог, проклиная, дарит нас нам самим. Вручает ответственность за нашу общую и личную судьбу. Как хороший родитель, выталкивает из гнезда, чтобы мы шли своей дорогой в этом бесконечно малом кусочке неба.
Заря человечества и способности человека к мышлению возникли очень давно, задолго до того, как появились письменные исторические свидетельства. Сменяли друг друга ледниковые периоды, бесконечной чередой проходили тысячелетия, нам же известно только о последних пяти. Мы стоим на рубеже нового тысячелетия. Перед нами те же старые проблемы, но также ряд новых проблем. Добро и зло существуют, они не могут измениться. Как и раньше, удел человека – труд, но он стал аристократической привилегией. Людям чаще платят за то, чтобы они не работали. Главная же боль – наши дети: мы вынуждены ограничивать наше стремление к бессмертию одним хрупким ребенком в семье, если не считать тех, кому повезло в лотерее Бюро второго ребенка. Но и им, бедолагам, приходится не сладко.
Зрители зашевелились, уловив в тоне Кристиана сочувствие к родителям с двумя детьми. Боб Смит, у которого было два ребенка, но который, знай он, какие будут последствия, остановился бы на одном, внезапно почувствовал симпатию к этому странному и пугающему человеку. Даже готов был простить ему «захват» его шоу.
– Неврозы тысячелетия – это потеря надежды на будущее и уверенности в настоящем. Это постоянное ощущение собственной бесполезности и отсутствия цели. Тупая и непродуктивная злость, обращенная на самого себя. Часто доводящая до самоубийства депрессия. Апатия. Отсутствие веры в Бога, в страну и в себя. Еще это танталовы муки: средний возраст ныне живущих американцев – больше сорока лет. Оглядываясь назад, мы вспоминаем более добрые дни, когда мы восставали и боролись против ограничений нашей свободы, несравненно более мягких, чем нынешние, и с радостью отдали бы руку или обе, чтобы вернуться в то время. Следовательно, неврозы тысячелетия – это не только потеря надежды на будущее и веры в настоящее – это еще любовь к прошлому. Ведь, положа руку на сердце, кому хочется жить в наше время?
– Но поскольку у нас нет выбора, док, может, дадите какие-нибудь советы? – крикнул из публики Мэннинг Крофт.
Кристиан твердо посмотрел в его сторону, довольный, что ему напомнили, где он и зачем сюда пришел. Его ответ прозвучал мягко, но в нем звучала уверенность:
– Прежде всего обратитесь к Богу. И запомните: чем упорнее человек перед лицом невзгод, тем богаче его жизнь, тем более счастливым он себя ощущает, тем сильнее становится его дух или частица Божья и тем легче ему встретить смерть. Научитесь занимать свои руки и голову, и горести отступят. Научитесь находить красоту в окружающем мире, в книгах, картинах, в доме, где живете, на улице, где стоит ваш дом, в городе, где находится ваша улица. Ухаживайте за всем живым – не для того, чтобы заменить детей, которых вы не можете иметь, но чтобы видеть, ощущать кожей и постигать разумом это великое таинство произрастания и жизни. Принимайте мир таким, каков он есть, но всеми силами старайтесь сделать его лучше. Не страшитесь холода! Человечество сильнее мороза. Люди будут жить здесь, когда солнце снова согреет землю.
– Доктор Кристиан, как вы считаете: то, что мы терпим сейчас, это на самом деле необходимо? – задал вопрос Боб Смит.
Сидящие перед телевизором в Белом доме двое мужчин напряглись, Джудит Кэрриол в зеленой комнате скрестила пальцы и, закрыв глаза, пожалела, что ей некому помолиться. Но разве можно молиться Богу Джошуа Кристиана?
– Да, необходимо, – ответил гость шоу Боба Смита. – Что лучше: иметь одного здорового ребенка или рожать сонмы генетически неполноценных детей, поскольку единственная альтернатива ограничению рождаемости – ядерная война? Что вам больше по душе: застрять на собственных колесах на дороге в одиночку, без бензина, в бурю или добраться до места в теплом, безопасном, хотя и переполненном поезде? Хотите рожать сколько угодно детей? Не боитесь, что города разрастутся до таких размеров, что не останется пахотной земли? Может быть, лучше ограничить рождаемость, а с ней и рост городов и промышленности и выжить в эпоху надвигающегося ледника? – Джошуа медленно осмотрелся, заметно ослабев.
И одновременно с ним зрители тоже почувствовали усталость. Но она исходила не от него, как и он не от них.
– Не забывайте, мы страдаем больше других, потому что помним иные времена. Что чуждо для нас, станет естественным для наших детей. Нельзя скучать по тому, чего не изведал, это можно лишь мысленно представлять. Невозможно оказать худшей услуги нашим бедным, одиноким детям, чем вдохнуть в них мечту о мире, которого они не знают и знать не могут. Вот это и есть невроз тысячелетия – принадлежность нашего поколения, поколения рубежа эпох. Он не на века, если мы найдем в себе силы дать ему умереть вместе с нами. Когда мы уйдем, он тоже должен уйти.
