Тот растерянно оглянулся на Бурова. Всеволод Степанович, размашисто шагавший по двору в своей роскошной шубе, остановился и повернулся. Лицо его приняло выражение неимоверной досады. Однако он не стал сопротивляться, а быстро взял себя в руки и даже выдавил улыбку.
– Брось автомат, Коля, не спорь! – сказал он охраннику, а затем обратился к омоновцам: – Успокойтесь, мы не собираемся устраивать стрельбу! Это чисто для охраны!
– Руки подними!
– Руки на голову! – кричали бойцы, окружая Бурова.
Тот проглотил досаду и поднял руки. К нему тут же подскочил один из бойцов, прижал лицом к стене и стал ощупывать. Гуров осмотрелся: длинный асфальтированный двор, не засаженный никакими деревьями, не украшенный никакими архитектурными сооружениями, скорее напоминал какой-то плац. С левой стороны тянулось серое двухэтажное здание, похожее на длинный барак. В нем было несколько дверей. Думая, что за одной из них находится Крячко, Гуров рванулся вперед.
Все охранники уже были разоружены и стояли с поднятыми руками у стены барака. Среди них был и Буров. Увидев Гурова, он повернул голову и громко произнес:
– Вы напрасно это сделали, Лев Иванович! Здесь совсем не то, что вы думаете!
– Что я делаю, я решаю сам! – на бегу проговорил Гуров. Затем повернулся к местной охране и спросил: – Где полковник Крячко? Ну?
– Новенький, что ли? – ответил один из охранников. – Третий отсек. Третья дверь справа и вниз.
– За мной, нужно проверить каждое помещение на наличие людей! – крикнул Лев омоновцам.
Одна за другой открывались двери, бойцы ныряли внутрь. В третью из них вошел и Гуров и сразу же стал спускаться по ступенькам вниз. Внизу находился длинный подвал, там тоже были сплошные двери. Открывая их по очереди, Лев светил фонариком, выискивая Крячко, однако его нигде не было. Зато то, что было, потрясло Гурова: в некоторых комнатах со стен свисали плетки, на столах лежали металлические инструменты, очень похожие на орудия пыток, в одной из камер в углу, прикованный наручниками, сидел человек, лицо его было настолько изможденным, что невозможно было определить, сколько ему лет. В другой комнате под потолком была приспособлена дыба. Сейчас она, правда, была пуста, но, судя по следам на теле человека, лежавшего на полу, ему довелось на ней повисеть. Люди, обнаруженные в некоторых других камерах, выглядели не лучше. Тела их были изуродованы ожогами, кровоточащими ранами… Казалось, что здесь собрались живые мертвецы.
Отдельную комнату целиком и полностью заполняли какие-то большие механизмы с крюками, шипами, колесами и жерновами, о предназначении которых Гурову не хотелось даже думать. Единственное, что его даже радовало, – ни в одной из этих камер пыток не было Крячко.
Наконец в одной из них он увидел лежавший на лавке знакомый силуэт и притаившуюся у стены фигуру. Без всякой жалости прострелив незнакомцу плечо, Гуров бросился к Крячко.
Стас был жив и даже в сознании. И только убедившись в этом, Гуров убрал пистолет и опустился рядом на лавку, чувствуя, как от отступившего напряжения у него дрожат ноги, а лакированные ботинки буквально вибрируют…
Посидев так с минуту, он поднялся, подошел к лежавшему на полу человеку и резко произнес:
– Встать!
– Больно, – выдавил тот.
Не обращая внимания на его слова и не пытаясь вызвать в себе милосердие, Гуров сам приподнял его. Человек громко вскрикнул: его рука, прижимаемая к плечу, была вся в крови. Но Гуров не смотрел на плечо, он фонариком осветил его лицо и удивленно воскликнул:
– Доктор! Анатолий Степанович? Врач-психотерапевт? Так вы и есть брат Бурова? А почему Матвеев?
И, не дожидаясь ответа, обратился к омоновцам:
– Перевяжите ему рану, чтоб не умер от кровопотери. Все вопросы потом.
Затем он осторожно помог подняться Крячко. Лев и Стас, опиравшийся на него, пошли к двери и медленно стали подниматься по ступенькам.
Когда они вышли на свет божий, Гуров с удовольствием вдохнул свежий февральский воздух.
– Такое впечатление, будто из помойной ямы выбрался, – проговорил он. – Стас, ты как?
– Да нормально я, – отозвался Крячко.
Из дверей тем временем показался Матвеев, сопровождаемый одним из омоновцев. Увидев его, Буров повернулся и с ненавистью прошипел:
– Послал же Бог братца! И почему мама вовремя аборт не сделала? – Затем он крикнул Гурову: – Это подстава, Лев Иванович! Я не имею никакого отношения к замыслам этого сморчка! У меня честный бизнес!
– Да? А все эти люди? – Гуров показал на выводимых из застенков пленников, напоминавших бледные человеческие тени.
– Они все находились здесь добровольно! Можете спросить их самих. Кстати, документы это полностью подтвердят! Так что посадить меня вам не удастся!
– Да мне этого особо и не надо, – под нос себе проговорил Лев, идя вместе с Крячко к своей машине.
– Я так понимаю, Романа Любимова вы намеренно отправили на смерть, – сказал Гуров Матвееву, сидя возле его больничной койки.
Его уже прооперировали, и в связи с тяжестью преступления Гуров не стал откладывать допрос.
– Любимов сам хотел отправиться в такое место, – произнес тот. – Он искал подобные приключения.
– Но вы-то знали, что у него больное сердце. Мне только непонятно, почему Молодцов вас послушался? Ему-то какой резон убивать Любимова?
– Молодцова я держал крепко, – усмехнулся Матвеев. – Когда-то мы работали в одной клинике. По его вине там умерла молодая женщина. Дело замяли с моей помощью – я был заведующим отделением. Но документы у меня сохранились, и я напоминал Антону о них, если он хотел выйти из-под контроля.
– Вы нарочно устроили его в спортивно-развлекательный центр?
– Да. Мой брат помимо прямого назначения центра использовал его еще и как пункт поиска клиентов для своего нового бизнеса. В последнее время подобные развлечения вошли в моду. А центр – идеальное место! Клиенты – люди богатые, часто даже пресыщенные. Работая врачом, то есть беседуя с ними, можно сказать, на интимные темы, легко было выяснить, что на душе у каждого. Молодцов был одним из поставщиков клиентов для лагеря. Я выяснил, что Роман Любимов тоже хочет туда отправиться, и понял, что это мой шанс…
– Вернуть Леонида Плисецкого? – прищурившись, спросил Гуров. – Я догадался, что вас с ним связывали близкие отношения. Он как-то упомянул, что Буров разорвал отношения с родным братом, узнав о том, что тот гомосексуалист. Правда, о своей «первой любви» утверждал, что этот человек умер. Слукавил, выходит дело. Не выдал вас. Так это вы сбили Леонида Максимовича с пути истинного?
– Я относился к Леше с нежностью, – поправил его Матвеев, – а он предал наши отношения. Стал встречаться с Романом и совсем ушел от меня к нему. Я остался один. Поймите, у меня, кроме него, никого нет. Брат меня презирает, издевается, стесняется меня… даже заставил взять другую фамилию! Практически не помогает деньгами… Спасибо Леше: после того как закрылась клиника, где я работал, он устроил меня личным врачом к Наташе, сестре Романа. Ну и, конечно, я подрабатывал в других больницах, был психотерапевтом. Но вы поймите, я уже не молод! Какое будущее меня ждет? Мне нужна была опора, поддержка, близкий человек – все то, чего хотят обычные нормальные люди! Я хранил о нем память все эти годы… Знаете, память – удивительное свойство! Каждый раз, когда мне казалось, что я изжил из сердца свое чувство, стоило мне встретиться с Лешей – и я сразу вспоминал все! Все самые мельчайшие подробности, которые, казалось, давно похоронены.
