– О-о-ох, – в голос застонал Крячко, не поворачивая головы. – Шалов, ты нас с ума сведешь своей педантичностью!
– Виноват, Станислав Васильевич, но в нашем деле педантичность лучше торопливости. Таким образом, нами установлено, что, скорее всего, Полину Курвихину в день ее исчезновения увезла машина «Опель» с госномером «С124КО», зарегистрированная в Москве на имя Алексея Аркадьевича Бугрова, проживающего в доме 12 по улице Академика Виноградова.
– Где это? – недовольно спросил Гуров.
– У черта на куличках, – ответил Крячко, продолжая смотреть в окно. – Это в районе станций метро «Коньково» и «Тропарево». Недалеко от МКАД. Улицу Теплый Стан помнишь? Так это рядом.
– По нашим данным, – продолжил Шалов, – этот Бугров – пьяница непросыхающий. Участковый его охарактеризовал как злобного, завистливого, но не агрессивного человека. Он давно приглядывается к Бугрову.
– А что с ним не так? – заинтересовался Крячко и слез, наконец, с подоконника.
– Бугров нигде толком не работает, а пьет. Откуда деньги?
– Удалось выявить причастность к криминалу?
– Нет. В том-то и дело, что ничего не выявилось. Но машины у Бугрова нет. Участковый первый раз слышит, что Бугров – владелец «Опеля».
– А Бугров совсем нигде не работает?
– Подрабатывает, так точнее. В своем ТСЖ подменяет дворников на время больничных или отпусков и во время больших работ. Сторожем иногда на автостоянке.
– Надо поднимать родственные связи, – сказал Гуров, – и досконально изучить его связи по месту жительства и работе. Если кто-то оформлял на него машину, то для этого были какие-то основания. Когда, кстати, он по документам купил машину?
– Два с половиной года назад. Главное, что не по доверенности. Сам везде расписывался. Малкин в МРЭО документы проверял.
– Хорошо! – Гуров принял вертикальное положение в кресле и заговорил уверенным тоном человека, все взвесившего и принявшего наконец решение. – Я беру на себя самого Бугрова. Станислав Васильевич очень аккуратно изучает ТСЖ и автостоянку. Очень осторожно, Станислав! Если Бугров имеет отношение к исчезновению Полины, значит, мы можем нечаянно наступить на хвост всей организации, за которой эти дела и тянутся, и девушка тогда погибнет. Твоя задача…
– Моя задача установить связи с криминалитетом и людьми несвойственного Бугрову круга. Кто на него машину оформил, зачем, какие еще дела касаются непосредственно Бугрова.
– Да. Теперь ваша группа, Глеб Сергеевич. Поднимите все документы, все архивы, паспортные подразделения, ЗАГСы. Надо установить родственников Бугрова, места его прошлой работы, может, проживания. Каждую мало-мальски значимую новость докладывать мне немедленно. В любое время дня и ночи. Это первое. Второе! Завтра утром на планерку вызовите оперуполномоченного разыскника. Того, кто ведет дело о пропаже Полины. Пусть доложит внятный и эффективный план работы. Это важное направление. Вы, Глеб Сергеевич, координируете работу ваших подчиненных, разыскника и связь со всеми задействованными подразделениями города.
Отправиться домой спать после двух напряженных суток, проведенных на ногах, Гурову не удалось. Пришлось ехать в следственный изолятор, потому что оперативники сообщили, что Раззуваев хочет поговорить с ним. Лев ехал по ночной Москве, и, несмотря на усталость, в сон его совсем не клонило. Мозг привычно перерабатывал информацию, сопоставлял факты, делал первые приблизительные выводы. Если Жора, он же Юра Раззуваев, хочет поговорить, значит, хочет поделиться информацией. А почему? Либо испуган, либо выторговывает себе маленький срок. Что ж, если он намеревается свалить все на мертвого Сашу Шмона, то вполне в случае успеха может рассчитывать лет на пять или семь, как нечаянный соучастник. Не намеревался, не знал, просто оказался рядом, а все сделал злодей Шмарков. Уроды! Ладно, послушаем…
Раззуваев, когда его ввели в комнату для допросов, выглядел отнюдь не бодро. Но и не заспанно, как мог бы выглядеть человек, которого только что подняли с постели. Не спится Жоре, ох, не спится.
– Здравствуйте, Лев Иванович, – буркнул Раззуваев.
– И тебе не кашлять, – усмехнулся Гуров и кивком отпустил охранника. – Садись. Слушаю тебя.
– Тут такое дело, Лев Иванович. – Напряженные глаза подследственного забегали по стенам, как будто искали ответы на мучившие его вопросы. – Поговорить нам надо.
– Воздух по комнате не гоняй, – предложил Гуров. – Мне так и передали, что Раззуваев хочет со мной поговорить. Я понял. Говори, вот он я.
– Короче, – нервно дернул щекой парень. – Если я вам свет пролью на это дело, мне скостят малеха годков? Вы там словечко сможете замолвить?
– Мм, вот ты как себе все это представляешь, – грустно заметил Гуров. – Вызываешь полковника, делаешь ему авансы, а он тебя отмазывает перед следователем, перед судьей. И все они, слушая полковника Гурова, грязненько хихикают и потирают нечистые ручки. Что ж, мол, свой своего разве не поймет? Так, что ли? Свой своему всегда услугу окажет. Раззуваев, говоришь? А че! Мы спектакль разыграем на судебном заседании, а в конце пару годков поселения ему, как заблудившемуся в трех соснах, да искренне ставшему на путь чистосердечного раскаяния и исправления. Пусть он там цветочки высаживает…
– Че вы так! – укоризненно пробурчал Раззуваев.
– А как? – устало спросил Гуров. – А как ты себе это все представлял? Ты забыл, Юра Раззуваев по кличке Жора, что ты преступник. На тебе смерть человека, на тебе висят кражи на очень большие суммы, ты входишь в организованную преступную группу. Не докажем? Доказательств полно, и еще будут. Поэтому торговаться и условия ставить даже не пытайся. И я, и твой следователь, и даже судья, мы все делаем одно большое дело – очищаем землю от преступников. От тех, кто мешает жить хорошим людям, которых большинство.
– Так уж… – криво усмехнулся Раззуваев.
– Да-да, осознай, Юрик, эту простую истину. Ты и другие, такие как ты, они лишние люди, они мешают, и идет борьба за то, чтобы их не было. Не физически устранить, а изолировать от общества. А выпускать только таких, кто хочет порвать с преступной жизнью и жить среди людей честно. А тех, кто не хочет, мы будем сажать, сажать и сажать. Чем чаще и дольше такие, как ты, сидят в колониях, тем спокойнее жить остальным. Такая вот философия нашей жизни. Нашей с тобой.
– Значит, «базара» не будет? – угрюмо проговорил Раззуваев.
– «Базара»? «Базара» точно не будет. И «терок» не будет. Если хочешь, будет разговор. Разговор полковника полиции с подследственным. Будет, если этот подследственный хочет следствию помочь, чтобы ожидать от судьи снисхождения. Ожидать! А не выторговывать и гарантировать. Будет с твоей стороны добрая воля, соответственно, и отношение к тебе может стать иным. Поэтому не теряй время, я спать хочу, как пожарная лошадь. Говори, что нужно.
– Ладно, раз так, – кивнул Раззуваев. – Я вам верю.
– Можешь и не верить, – равнодушно зевнул Гуров и демонстративно посмотрел на часы. – Мне твое доверие до лампочки. Ты сейчас о своей шкуре думай.
