Глава 1
Призраки прошлого
Понедельник, 12 июня
Павел Петрович Башметов, начальник особого отдела РУВД и, стало быть, Самсонова, сидел после окончания рабочего дня у себя в кабинете и курил сигару, специально приобретенную по особому поводу: его дочь Вероника окончила школу.
– Документы решили подать сразу в три вуза, – говорил Башметов, попыхивая сигарой. Окно было распахнуто, и за ним качались на небольшом ветру тонкие ветки яблони. – В Корабелку, Политех и Университет путей сообщения. Баллы у нее высокие, должно хватить. Правда, говорят, что туда берут пацанов в основном. Вот только не очень-то они идут в технические вузы нынче.
Башметов поерзал, поудобнее устраивая массивное тело в кресле. За последние годы он здорово пополнел и, кажется, не собирался останавливаться на достигнутом. С тех пор как Башметова назначили руководителем так называемого «серийного» отдела, жизнь его стала куда как спокойней: в России маньяки водились не в таком количестве, как в США или Южной Америке, что весьма Башметова радовало.
В кабинете присутствовали подчиненные Башметова: опера Рогожин, Морозов и Горелов, следователи Дремин и Коровин. День выдался на редкость жаркий, и все присутствующие изнывали от духоты. Вонь от сигары лишь усугубляла тяжелую атмосферу кабинета, и полицейским больше всего хотелось выбраться на улицу, где по крайней мере ощущалось дуновение ветерка.
Самсонов примостился на подоконнике, вертя в руках пластиковый стакан с безалкогольным шампанским. Он тоже был следователем, но вскоре должен был пойти на повышение – по крайней мере так считал его начальник. У самого Самсонова на этот счет были серьезные сомнения: не столько из-за того, что существовали и другие претенденты, сколько потому, что он не был уверен, что действительно хочет и дальше заниматься полицейской работой. В последнее время маньяки не объявлялись, и Самсонов начал откровенно скучать, даже подумывал подать рапорт о переводе обратно в «убойный» отдел – там по крайней мере отдыхать было некогда.
Почему же он перешел сюда, под начало Башметова? Все дело было в том, что в последнее время дела, которые он вел, казались ему все однообразнее, дни превращались в рутину, и он чувствовал, как постепенно превращается в машину для заполнения отчетов, протоколов и прочих бумажек. Больше половины дел представляли собой банальнейшую бытовуху, и расследовать там было особо нечего: то мужик спьяну зарежет жену и сам вызовет полицию, то жена огреет неверного супруга сковородой по голове – и опять же вызовет полицию.
Самсонов слишком хорошо помнил, для чего пошел служить в полицию. Перестать болеть душой за свое дело означало для него предать человека, которого он не мог вычеркнуть из своей жизни, несмотря на то что того давно уже не было в живых. И он не хотел тратить время на то, что мог бы сделать каждый мало-мальски обученный следак. Самсонов мечтал вести дела, требующие полной выкладки. И еще он хотел ловить и сажать демонов в человечьем обличье – маскирующихся под людей монстров, не ставящих чужую жизнь ни в грош.
Следователь провел ладонью по короткому ежику светло-русых волос (подстригся он только вчера и еще не привык к новой прическе, хотя Карине она понравилась) и пошевелился на подоконнике, принимая более удобную позу, при этом кобура немного съехала и уперлась во внутреннюю сторону плеча. Полицейский досадливо поморщился и непроизвольно сжал пластиковый стаканчик, едва не выплеснув его содержимое себе на джинсы.
– Я обещал Нике закатить вечеринку, – сказал Башметов, обводя подчиненных добродушным взглядом. – Собственно, практически все готово. Вы все приглашены. Отказов не принимаю.
– Когда торжество-то, Пал Петрович? – спросил весело Дремин.
Он тоже курил, только сигарету, украдкой стряхивая пепел в кадку с фикусом, стоявшую возле двери. У него были выразительные черты лица, короткие черные волосы, торчащие ежиком, и тонкая полоска усов, которые он отрастил совсем недавно, чтобы походить на какого-то актера, от которого была в восторге его жена. Казалось, его единственного не смущали ни жара, ни клубы табачного дыма, расползающегося по кабинету.
– Завтра в шесть у меня на даче, – ответил Башметов. – Адрес дам. Это недалеко от Павловска.
– Получается, у нас послезавтра выходной? – прищурился Коровин. – А то мы ж не встанем с утра!
– Получается, – кивнул Башметов. – Только, пожалуйста, без экстрима! Я не хочу, чтобы этот день запомнился Нике как пьяный разгул папиных сотрудников.
– Пал Петрович, за кого вы нас принимаете?! – притворно возмутился Дремин. – Мы ж это… малопьющие и высокоморальные!
– Это ты своей бабушке-монашке расскажи! – усмехнулся Башметов. – Ладно, сейчас приказываю р-разойтись, а завтра милости прошу ко мне. С собой можно не приносить, все есть.
– Что, прямо настоящий банкет будет? – поинтересовался Коровин, почесав небритую щеку короткими пальцами. Он был невысоким, крепко сбитым шатеном с широко расставленными серыми глазами. В выражении его лица мелькало нечто мальчишеское – словно он всегда был готов удивляться новому. Самсонову толковый и исполнительный Коровин был симпатичен, и он был рад, что они работают вместе.
– Ага! – широко улыбнулся Башметов. – Самый что ни на есть натуральный банкет. С фуагрой и этими, как их… канапе! Как в лучших домах, короче.
Опера и следаки начали расходиться. Было уже поздно, солнце висело над крышами домов огненным шаром. Из-под ног вспорхнули тяжелые сытые голуби и перелетели поближе к помойным бакам. Какой-то бомж не торопясь рылся в мусоре, высоко поднимая целлофановые мешки и придирчиво рассматривая их содержимое.
Самсонов вышел вместе с Дреминым.
– Ну что, Валер, – проговорил тот, – завтра будешь на празднике жизни?
– Конечно. Куда ж я денусь?
– С подводной лодки?
– Ага.
– Ладно, давай.
Обменявшись рукопожатиями, они расстались. Дремин сел в белый «Фольксваген», а Самсонов – в свой старенький «Шевроле». Покрутил ручку радио, пытаясь найти подходящую волну. Когда послышалась песня «Guns’n’Roses» – «Knocking on heaven’s door», следователь включил зажигание и вырулил со стоянки служебных автомобилей. Влившись в поток, он поехал в церковь – поставить свечку за Марину, свою сестру, много лет назад убитую сумасшедшим, который похитил ее и перемолол промышленным утилизатором на заброшенном заводе. Оказалось, что для этого ему пришлось специально реанимировать старый станок и заново подвести к нему электричество. Подготовка заняла не меньше недели. Самсонов был убежден, что, если бы его не поймали, он продолжал бы убивать – жестоко и методично. Преступника звали Виктор Хоботов, его прикончили сокамерники в первый же год заключения – не захотели сидеть вместе с убийцей детей. Самсонов жалел лишь о том, что сам в то время был слишком мал и не мог лично схватить преступника. Но в полицию он все равно пошел – чтобы бороться со злом, как бы пафосно это ни звучало. Он никогда никому не говорил о своих мотивах, но всегда знал, что именно желание защитить людей от жестокости таких, как Хоботов, привело его в полицию. Марина была его путеводной звездой, она не позволяла ему схалтурить, пустить что-то на самотек. Самсонов поражал сослуживцев своим рвением, стремлением довести любое расследование до конца. То, что, как правило, ему это удавалось, вызывало уважение. Опера подчинялись ему практически беспрекословно, потому что знали: если он требует, значит, так надо. А раз надо, все равно сделать придется – иначе Самсонов не отстанет.
