Рана была идеально ровной – гильотина сработала, как надо. В лучших традициях французской эпохи террора. Среди алых срезов мышц, жил, трахеи и голосовых связок белел шейный позвонок. Несколько крупных мух с разноцветными брюшками ползали по кровавому месиву, торопясь отложить яйца. На глазах у полицейского одна выбралась из отверстия гортани и по спирали взлетела к потолку.
Подавив рвотный позыв (Самсонов ненавидел насекомых), следователь осмотрел тело. Трупные пятна видны не были. Возможно, они располагались на спине и ягодицах мертвеца – это уже выяснят криминалисты, но по бокам их следы отсутствовали. Самсонов знал, что при большой кровопотере они появляются поздно и бывают светлыми, а не синюшно-фиолетовыми, как при асфиксии. По крайней мере ясно, что Мечев умер недавно.
– Что это за..? – проговорил Дремин, подходя.
Он указал на низ живота трупа, где вместо гениталий чернела развороченная дыра. Все мужское достоинство Мечева было вырезано, причем лезвие входило глубоко в плоть, так что в зиявшей ране даже белела лобковая кость. Кривой нож с короткой рукоятью лежал тут же, на простыне, перемазанный кровью. Возле него стояла белая тарелка, в центре которой были разложены пенис и семенники. Обрезанные протоки и жилы вились по краям, подобно щупальцам, и композиция в целом напоминала дохлого мутанта медузы. По этим кровавым ошметкам также ползали мухи. Несколько из них даже забрались под кожу мошонки, и теперь она слегка шевелилась.
– Вызывайте Полтавина! – сглотнув, проговорил Самсонов.
* * *
– Вот это мы нашли в руке у Мечева, – сказал патологоанатом, протягивая Самсонову целлофановый пакет, в котором лежал листок бумаги.
– Что там? – Следователь взял улику и наклонил так, чтобы целлофан не бликовал.
– Предсмертная записка. Тебе адресована, кстати.
Самсонов невольно затаил дыхание. Строчки были отпечатаны на принтере – так же, как и предыдущие послания Козерога. Полицейский начал читать:
Каждый истинно великий человек (или уже не совсем?) должен знать, когда уйти. Делать это надо в блеске славы, окруженным любящими последователями и учениками – как Сократ. Не знаю, станет ли моя жизнь для кого-нибудь примером, но сегодня я покидаю этот бренный мир, принося Кали последний дар – свою голову. Вам же, старший лейтенант, я оставляю взамен себя маленький подарок. Та, кого я назначил в жертву Кали, ждет вас.
Жива она или нет, задаетесь вы вопросом. Ответ на него вы должны отыскать сами. Но я вам помогу. Вот данные ее мобильного телефона, я оставил его неподалеку от нее. Надеюсь, вы знаете, что делать с этой информацией. Прощайте.
Козерог.
– И где информация о телефоне Ники? – сглотнув, спросил Самсонов.
– На обратной стороне.
Следователь перевернул листок.
– Это я передам Коровину, – сказал он.
– Спиши себе куда-нибудь, улика мне еще нужна.
Самсонов вытащил из кармана блокнот и ручку.
– Что вообще можно сказать обо всем этом? – спросил он, сделав широкий жест. – Голова Мечева действительно упала в Фонтанку?
– Во всяком случае, на тротуаре ее нет, – ответил Полтавин. – Течение могло унести ее довольно далеко. Но думаю, мы ее найдем.
– А утонуть она могла?
– Вряд ли.
– А что насчет гильотины?
– А что с ней? – не понял Полтавин.
– Мечев действительно мог покончить с собой таким образом?
– Безусловно. К механизму крепится шнурок, и он просто дернул за него.
– Откуда он вообще взял эту штуку?
– Я проверил серийный номер и фирму. Это цирковая гильотина. Продается свободно через Интернет и в магазинах за рубежом.
– А у нас?
– Только по Сети.
– Ладно, это я тоже поручу Коровину.
Самсонов закончил писать данные о телефоне Вероники и вернул письмо Полтавину.
– Он и член себе сам отрезал?
– Похоже на то.
– На кой черт?
– Откуда мне знать? Может, считал, что делает себе операцию по перемене пола. – Полтавин усмехнулся и достал из кармана ржаной хлебец. Впился в него зубами, роняя крупные крошки. – Он сделал себе местную анестезию. Наверное, не хотел испытывать боль или боялся, что умрет от шока. А ему ведь еще башку себе надо было оттяпать.
– Поэтому рана такая глубокая?
Криминалист кивнул:
– Мечев никуда не торопился. Работал спокойно.
– Уверен, что гениталии были вырезаны до смерти?
Полтавин обиженно скривился:
– Естественно, уверен. За кого ты меня принимаешь?
– Да нет, это я так. На всякий случай. Что с ножом?
Патологоанатом проглотил последний кусочек хлебца и отряхнул руки.
– Думаю, он похож на тот, которым порезали Горелова и выпотрошили хореографа из стрип-клуба. Только должен тебя разочаровать: такие ножи продаются в строительных магазинах, и никто никогда не вспомнит лицо покупателя, даже если тот приобрел сразу десяток.
– Это понятно, – ответил Самсонов.
Он подошел к окну, стараясь не смотреть на труп, который еще не убрали.
Криминалисты покопались в горле, разворошив трахею и гортань сделав несколько глубоких надрезов, чтобы убедиться, что Мечев ничего не затолкал себе в пищевод перед тем, как лечь под гильотину. Эта идея пришла в голову Дремину, который заявил, что «такой на все способен». Должно быть, на эту мысль его навели заползающие в отверстия трупа насекомые.
Также тело перевернули, чтобы проверить наличие трупных пятен. Как и думал Самсонов, они практически не обозначились – всего несколько светло-розовых островков в области лопаток и ягодиц. Полтавин обследовал и область таза, но, кроме жуткой раны на месте гениталий, ничего не обнаружил.
Вода за окном колыхалась, черная и маслянистая. На чугунной ограде сидели две жирные чайки.
Самсонов бросил взгляд на привинченную к подоконнику доску. На ней темнела кровавая полоса.
– Почему он это сделал? – проговорил Самсонов.
– В предсмертной записке… – начал было патологоанатом, но Самсонов его перебил:
– Если Мечев знал, что мы придем сюда, то почему не удрал? Хотя бы для того, чтобы закончить начатое.
– Ты имеешь в виду убийство Вероники?
Следователь кивнул:
– Эту жертву ему ничто не мешало принести. Он бы успел.
Полтавин пожал плечами:
– Думаю, он знал, что делает. В его голову все равно не влезть. – Он вдруг усмехнулся. – Для этого ее как минимум надо найти. Ладно, мне еще надо кое-что сделать. – Криминалист отошел.
