Чародейка вскочила и выбежала в опочивальню. Бросилась на постель.
Минутой спустя ее плечо накрыла тяжелая ладонь:
– Не обижайся, душа моя. Мы, казаки, люди ратные, прямые и грубые, политесам не обучены. Иногда лишнего сказываем, так ведь не со зла. Как мыслим, то и говорим. Кондрат кается, прощенья просил. Он и думать давно забыл, что ты местная. За свою, за казачку, искренне считает. Силантий тоже ляпнул не подумавши… Сами бы покаялись, да хода им в мою опочивальню нет, сама понимаешь. Енко могу в рыло дать. Хочешь?
– Я не обиделась, – хлюпнула носом девушка.
– Да? Вот и славно! – обрадовался Серьга. – Тогда лежи, отдыхай. Тебе беспокойства не на пользу.
Матвей еще пару раз похлопал ее по плечу и вышел.
Черная ведьма всхлипнула еще раз, села в постели, сделала несколько глубоких вдохов, поднялась, прохаживаясь от стены к стене и негромко бормоча:
– С Енко все ясно, он туп как дерево. Но вот воевода? Иван, он должен был… Ах да, – хлопнула девушка ладонью по лбу. – Он же с Настей на Русь возвертаться решил! Ему лишний год победы ждать ни к чему, хочется сразу все золото собрать да уехать. А что за страна тут останется: сытая и мирная или кровью по колено залита, ему все равно, ему тут не править. Да и Кондрат с Силантием тоже важно обмолвились. Чужие они здесь. Мы им нужны, токмо пока золотом богаты. Значит, надобно к совету вождей местных подтягивать, а казаков рассылать. Решение покамест оттянуть, и план войны утверждать, когда на круг больше сир-тя явится, нежели иноземцев…
– Что ты делаешь? – прокашлялся старческий голос, и из полумрака вышла Нинэ-пухуця в своем истинном облике: низенькая, морщинистая, патлатая и седая, дурно пахнущая, закутанная в кусок потрепанной сыромятной шкуры товлынга.
– Пытаюсь спасти наш мир, учительница, – ответила девушка. – Пока кучка сорвавшихся с привязи самцов не перемешала его с кровью.
– Мужчины-мужчины… – захихикала старая ведьма. – В добрых женских руках они подобны ветру, наполняющему парус или вращающему крылья мельницы. Но стоит нам отвлечься, и они превращаются в ураган, ломающий все на своем пути. Мужчины не способны ничего создавать, чадо мое, они все и всегда только портят. Вокруг тебя стало слишком много мужчин, милое дитя, и слишком мало женщин. Тебе не справиться.
– Мужчины глупы и самодовольны, учительница, – возразила девушка. – Я похвалю их, посулю славы, поманю победами, пообещаю добычи… И пойдут как миленькие туда, куда мне надобно.
– Не пойдут, – покачала головой старуха.
– Почему? – не поняла Митаюки-нэ.
– Потому что они делают все, как нужно, – ответила Нинэ-пухуця. – Ты стала забывать, моя лучшая ученица, кому ты служишь и чье учение чтишь. Ради чего ты постигаешь мою мудрость и призываешь духов трех миров себе на службу.
– Я-я… помню, учительница, – судорожно сглотнула девушка, почуяв неладное.
– Повтори!
– Лишь смерть есть мерило истинной ценности, мудрая Нинэ-пухуця, – склонила голову послушная ученица. – Лишь та цель достойна стараний, ради которой ты готов пожертвовать жизнью. Лишь того человека можно назвать любимым, ради которого ты готова умереть. Лишь тот познал смысл жизни, кто заглянул в лицо смерти. Лишь то испытание считается настоящим, в котором ты переступила саму смерть. И лишь в миг неминуемой гибели мы способны раскрыть все свои силы и возможности.
– Значит, ты помнишь? – почти ласково произнесла Нинэ-пухуця. – Давай подумаем, чадо, а верно ли наше учение? Скажи, что случилось, когда ты оказалась перед лицом позорной кончины?
– Я смогла верно выбрать и поработить достойного мужчину и стала правительницей всего северного Ямала, – послушно ответила юная чародейка.
– А что случилось, когда на грани смерти оказался Матвей Серьга?
– Я обрела свою любовь.
– А что случилось, когда за краем жизни оказалась твоя подруга, дикарка Устинья?
– Она обрела дар целительства и видит мир духов.
– Так что же это значит?
– Наше учение верно, мудрая Нинэ-пухуця. Близкое дыхание смерти дарует нам новые возможности в жизни.
– Тогда почему ты отнимаешь этот шанс у своего народа?! – Вопрос, черный и холодный, гневный, убийственный, обрушился на нее сразу и снаружи, и изнутри, подобно близкому удару грома, заставил содрогнуться, вывернул наружу ее душу, заставив еще раз стремительно, но ясно вспомнить, даже пережить всю череду минувших испытаний.
– Сейчас ты пойдешь к иноземцам, – Нинэ-пухуця снова уже была маленькой, тихонькой и спокойной, – и предашь этот мир смерти.
– Мне надлежит погибнуть вместе с ним? – смиренно спросила ученица проклятой ведьмы.
– Нет, чадо, ты уже прошла свое испытание, – покачала головой старуха. – Ты должна уцелеть, сохранить учение и воспитать новых последователей.
– Хорошо, мудрая Нинэ-пухуця, я сделаю это.
– Надеюсь, у тебя будет больше учеников, нежели удалось собрать мне, – улыбнулась сморщенная старуха. – Теперь иди к мужчинам и покори их своей воле. Там как раз добавилось несколько вождей сир-тя, и дурачку Енко придется поумерить свою кровожадность. Ведь он собирается платить за победы их кровью, а не своей.
Митаюки-нэ пригладила ладонями волосы и сделала небольшой кружок по опочивальне, выверяя шаг до спокойно-размеренного, и толкнула дверь в горницу. Мужчины повернули головы. Кто-то облегченно вздохнул, кто-то встревожился, колдун в углу сплюнул, бородач Чугреев попытался вскочить:
– Прости меня, старого дурака…
– Перестань, дядюшка Кондрат, мне не из-за тебя поплохело. Есть мужчины покапризнее.
– А все равно не серчай, племянница, – пригладил бороду казак.
Митаюки же встала за спиной мужа, наклонилась и шепотом спросила:
– Тебе что важнее, любый мой, пара лишних кусков золота али наше с сыном здоровье и благополучие?
– Чего ты там шепчешься? Вслух сказывай! – возмутился колдун.
Чародейка с силой сжала пальцы на плечах мешкающего с ответом мужа. И тот выбрал:
– Знамо, вы! Пес с ним, с золотом! – Хотя последние слова дались ему явно через силу.
– Вы и вправду считаете нового старшину Великого Седэя наивным глупцом? – словно отвечая Енко Малныче, громко поинтересовалась девушка. – Старшину, сумевшего собрать набег, занять город, перебить больше ста наших воинов и, столкнувшись с пушками, с ходу придумать уловку со змеями?
Колдун недовольно скрипнул зубами – разгром своего отряда он предпочел бы скрыть. Это ведь он убедил воеводу с приятелями быстро сходить к беззащитному стольному городу, обещая безопасное веселье, это он повел грабить окрестные деревни, и это он не смог почувствовать приближение врага и защитить воинов от вражеского заклятия… Воевода-то с казаками ушел после разгрома благополучно и ничего из оружия не растерял. А вот поверившие в Енко сир-тя полегли чуть ли не все…
