Алина не ждала такого снежка в ответ. Она почему-то решила, что он заметит по ее тону, что им надо поговорить и все выяснить. Но он сделал вид, что снова ушел в экран с головой. Алине показалось, будто кто-то невидимый отключил звук и Никита ее просто не слышит. Она не могла сдержаться: «Что ты вообще хочешь? Ты вообще хоть что-нибудь хочешь?»
Хлопнула дверью, боясь услышать мрачный ответ в его духе. Зря боялась: он испугался этого вопроса. Он его оглушил. Оставшись наедине с телевизором в своей аскетичной квартире синего цвета надежды, он подумал: а ведь я всегда хотел быть… большим. Даже странно, если подумать, почему хотел-то и хочу до сих пор?
От этих мыслей он весь сгруппировался на диване, как перед прыжком с вертолета. Тут же перед глазами понеслись какие-то полустертые картинки, будто из диафильмов его детства. В общем-то вполне благополучного. Сколько он себя помнил, в нем постоянно пестовали ответственность и волю. «Нельзя расслабляться, – говорил отец, – счастье, если оно настоящее, очень относительно, поэтому не продешеви, надо ставить на правильную лошадь». Отец бодро шел по карьерной лестнице, даже не шел, а скакал галопом. «Видимо, он выбрал правильную лошадь», – думал Никита.
Отец менял города после каждого повышения. Никита учился хорошо, чтобы заслужить успех высшей пробы, ради которого и стоило жить. Так он понял суть отцовской морали. Решил, что если будет хорошо учиться, то быстрее станет большим. А когда станет большим, то точно поймет, что такое главное, а что – второстепенное, нестоящее. И конечно, возьмет это заветное «главное» в свои руки. Ведь так и в сказках: добивались же долго и упорно какой-нибудь королевны, а дальше жили-были.
Но это главное в руки никак не давалось, а вот «жили-были» – хоть отбавляй: бесчисленные подруги, каждая вроде ничего, но на главную не тянули. Женился от усталости, думая, что, может, в таких отношениях и рождается истина. Но родилась только дочь Даша, классная девчушка, он даже надеялся, что вот оно – главное. Наконец-то.
Но прошло три года, и эта надежда удалилась по-английски. Ему была невыносима будничная однообразная жизнь, он не мог с ней сладить, как другие. Ушел в себя, потом от семьи, нырнул в работу (все-таки там всегда какие-то перемены, а значит, есть шанс найти свое место). Он получил второе высшее, сменил один крупный холдинг на другой, одно направление маркетинга на второе и третье и, как паровоз, тянул свою фирму по коммерческим рельсам в светлое будущее, обгоняя конкурентов.
Должности и новые контракты приходили к нему, харизматичному и толковому, как нечто само собой разумеющееся. Он воспринимал их как прелюдию к успеху, но не как успех. С одной стороны, он не мог не заметить, что стал большим. Даже внешне: зеркало же врать не станет. Но он не знал, верить ли ему: ведь смотрел на него все тот же мальчик в ожидании чуда, которое так до обидного долго запаздывало.
Никита сознавал, что его жизнь нельзя назвать неудачной, но считал, что вкладывал себя и свои силы во что-то большее, чем то, что называлось его настоящим. Проценты от вложений, которые он получал, не казались ему достойными называться большими. Что-то постоянно мешало ощущать, что он двигается в правильном направлении. Он сомневался, не запутался ли он, на ту ли лошадку поставил, может, она везет его в тупик и надо просто смириться, что это «главное» для него недостижимо.
Его блуждающий взгляд неожиданно остановился на корешке любимой когда-то книги про индейцев. «Странное дело, – подумал Никита, – а ведь когда-то эта книга была моим двигателем». В ней было четко сказано, что настоящие открытия даются тем, кто чего-то стоит в этом мире. Для всех остальных есть только проходные маршруты, в стороне от тех самых, судьбоносных, которые сразу делают тебя исключительным, а значит, большим.
«Большой. Просто не слово, а заклинание какое-то», – впервые за многие недели иронизировал Никита. Неожиданно он вспомнил недоумение Алины, когда она вдруг узнала, что он надумал покупать самую большую, точнее, заметную модель из линейки Rover. Стоимость ее была под стать габаритам: почти что цена комфортного загородного коттеджа. «Большая, ну и что, зачем она тебе, ведь есть же почти такая, всего два года отъездил?»
«А ничего, просто нравится», – быстро закруглял он ненужные дискуссии. Ну а сейчас, поздним вечером, он знал, что хотел: хотел поговорить. После того как Алина, хлопнув дверью, ушла и бросила его одного. Она, как ни крути, сумела на него повлиять. Несмотря на то что его снова по закону привычки потянуло в тоску и на диван, он почти перестал думать свою любимую думу про то, что жизнь обманывает его по-крупному. Напротив, он стал спокойнее, причем не напоказ, а внутри. Он это знал теперь точно, хотя приписывал эти перемены не Але, а. Действительно, а кому еще? Никого другого рядом с ним не было, кроме него, который не знал, куда плыть.
Но вот «с кем плыть», он вроде бы теперь знал. И был уверен, что она никуда не денется. «А вдруг денется?» – забеспокоился он. Ему впервые стало не тоскливо, а страшно. Он боялся, а значит, дорожил ею, будто талисманом своего пусть относительного, но счастья. Этим открытием, неожиданным, но приятным, он хотел поделиться с ней.
Ведь Аля так радостно откликалась на каждое его желание побеседовать просто так, за жизнь. А что, если она была права, когда высмеивала его философию, что везет единицам и это надо принять как данность.
«Может, я сам устроил себе День сурка, когда каждый месяц похож на другой просто потому, что я не замечают деталей, а она замечает, и потому ей хорошо, а мне нет. Что, если обманутый клоун – я, а не те, которые чему-то умудряются удивляться? Что, если ничего такого, что я мог назвать бы «главным», может и не произойти? Нет, надо точно поговорить с Алиной, она умеет находить ответы. Она, помнится, говорила, что просто поступает и смотрит, что из этого получится, пока я сижу на берегу и жду у моря погоды. Как она не вовремя ушла, – досадовал Никита. – Почему женщины умудряются все делать не вовремя?» Он даже рассердился и хотел послать ей недовольную СМС. Но потом посмотрел на ее забавные стишки, прикрепленные магнитом к холодильнику, и ухмыльнулся: «Какая же она забавная, и как с ней прикольно. Все, завтра идем с ней гулять! Нет, лучше в Питер на машине – она давно хотела… Дорога длинная, обо всем поговорим, так уж и быть».
…В это время Алина, потухшая, сидела в моем кабинете. Она пришла, чтобы понять: «быть или не быть» – надо или нет уходить от того, кто не умеет радоваться. Но было очевидно – уходить ей ужасно не хотелось. Несмотря на то что он оказался не уверенным мужчиной с картинки, а упрямым старичком, мечтающим о празднике с уведомлением и с доставкой на дом.
«Глупо поворачивать на полпути назад, если ты все еще хочешь достичь своей цели, – сказала я ей тогда. – Ты будешь корить себя, что не все сделала для этих отношений. Тем более ты, такая последовательная, у которой получилось убедить такого, как он, что ты знаешь, на что ставить. Дай ему возможность убедиться, что он не ошибся. Покажи, что он может получить от жизни все, если будет к ней более внимателен и научится видеть прекрасное в малом, совершенное в сегодняшнем».
