– Ну, ты даешь, парень. Ага... давай разомнемся.
У нее в комнате я достал сотенную бумажку и показал ей.
– Хочешь заработать столько, Сэди?
У нее расширились глаза.
– Ты хочешь каких-нибудь заковыристых штучек?
– Я хочу провести здесь ночь, – ответил я. – У меня в комнате клопы.
Она склонила голову набок и в ее глазах светилось любопытство.
– Где ты берешь все эти красивые бумажки, лапочка?
– Неважно. Так я сплю здесь или ухожу в отель?
Она протянула ладонь.
– Давай... ты спишь здесь.
Еще войдя в комнату, я услышал шаги Реи над головой.
– Твоя психованная все ходит, – сказал я, отдавая деньги Сэди.
– Не говори. Я уже привыкла. Теперь меня донимает, когда она перестает.
Она положила деньги в сумочку, потом подошла к кровати и сменила белье.
– Все самое лучшее, – заметил я, присоединяясь к ней, чтобы помочь.
– Когда лапочка платит сто баксов, он имеет право на чистые простыни, – сказала Сэди. – Раз вся ночь наша, я приму душ. Хочется выпить или чего-нибудь поесть?
– Выпить не откажусь.
Она достала бутылку дешевого виски, принесла воду из-под крана и лед и оставила меня одного, пока принимала душ. Я сидел в старом кресле и слушал, как Рея вышагивает у меня над головой. Казалось, это мечется в клетке животное. Я думал о ней, вспоминал то время, когда испытывал к ней вожделение, но теперь она ничего для меня не значила – просто опасное животное. Если бы я смел, то поднялся бы наверх, пинком вышиб дверь и пристрелил ее, но я понимал, что это не самый безопасный способ закончить нашу маленькую драму. Когда я убью ее, то позабочусь, чтобы ничто не указывало на меня.
Эта ночь с Сэди была не такой бурной, как в прошлый раз: я утолил голод. Мы заснули в объятиях друг друга.
Сэди спала крепко, но я парил между сном и бодрствованием. Я полностью проснулся, когда задребезжали стекла от рева приближающегося мотоцикла.
Сэди застонала и пошевелилась, потом повернулась на другой бок и опять заснула.
Внизу грохнула дверь. Потом я услышал тяжелые шаги Страшилы, с топотом поднимавшегося по лестнице. Стук каблуков Реи резко оборвался. Я слышал, как Страшила открыл дверь и с треском захлопнул ее.
– Слушай ты, сука, это последняя бутылка виски, которую я покупаю!
Его низкий угрожающий голос доносился сквозь потолок так отчетливо, словно он находился в комнате Сэди.
– Дай сюда! – Я сразу узнал голос Реи.
– Бери! Упейся насмерть! Мне-то чего беспокоиться?
Сэди тихо застонала во сне.
Наступила долгая пауза, затем Страшила снова заговорил.
– С меня хватит! Нечего тебе здесь делать! Хата мне нужна самому! Выметайся и все!
– Заткнись, безмозглое отродье, ублюдок! – В голосе Реи звучала истерическая нотка, заставившая меня насторожиться. – Я остаюсь здесь! Мне некуда больше идти! Попробуй встать мне на пути и я прижму тебя к ногтю! Я ведь могу, Страшила! Фликам давно не терпится наложить на тебя лапы!
После длительного молчания Страшила сказал:
– Черт, что это все значит? Мне надо знать! Что ты там молола насчет того, чтобы остаться здесь, пока все не утихнет? Что случилось? Что ты натворила? За каким чертом тебя принесло сюда прятаться от копов? Где Фел? Я хочу знать. Хватит с меня твоего проклятого хождения и пьянок! Хата мне нужна самому, "без тебя.
– Да ну? – Лежа неподвижно, чувствуя тепло, идущее от тела Сэди, я слушал. Рея продолжала. – Я останусь здесь, пока не смогу уйти без риска. Понятно? Для тебя я немало сделала. Кто купил тебе этот проклятый мотоцикл? Почему ты не попробуешь сам что-нибудь заработать? На что ты годен, кроме как гонять на мотоцикле да хвастать, безмозглая ты мразь?
– Ладно. – Страшила понизил голос и мне приходилось вслушиваться, чтобы разобрать его слова. – Тогда выметайся! Валяй, скажи про меня фликам. Они меня не тронут, когда зацапают тебя! Так что собирай шмотки и выметайся!
– Выпей, Страшила.
– Я уже сказал... выметайся!
– Да, ладно, чего там. Вечно мы цапаемся. – В голосе Реи появилась плаксивая нотка. – Выпей, я хочу в постель... с тобой.
– Кому ты нужна? Сказано, катись!
– Я слышала, милый, но я хочу лечь.
– Я сыт тобой по горло, пьяная корова! Катись сама улаживать свои проклятые делишки и оставь меня в покое!
По звучавшей в его голосе злобе я вдруг отчетливо понял, что он говорит всерьез и не отступится от своего. Я соскользнул с кровати и торопливо натянул одежду. Возможно теперь-то и подвернется мой шанс! Она ничего ему не сказала! Значит, Страшила мне не опасен! Когда я надевал туфли, Сэди перевернулась на спину.
– Лапочка... где ты? – пробормотала она и опять заснула.
Страшила заорал:
– Вон!
Дверь наверху с треском распахнулась.
– Забирай свои проклятые шмотки! – Что-то грохнуло, потом дверь захлопнулась.
В тот же миг я выскочил в коридор. Тихонько прикрыв дверь Сэди, я сбежал в подъезд. Я стоял в темноте, прислонясь к стене, и слушал.
Рея спускалась по лестнице. Я слышал ее бормотание: «ублюдок... ублюдок».
В следующую минуту я увидел смутные очертания ее фигуры. Она ощупью пробиралась через подъезд, приближаясь к тому месту, где стоял я.
– Не спеши, детка, – тихо произнес я. – На улице копы.
Она резко остановилась, задохнувшись от неожиданности.
– Кто ты, черт побери? – она пыталась рассмотреть меня.
– Вроде тебя... пережидаю, – сказал я. Она тяжело привалилась к стене рядом со мной. Я чувствовал запах виски в ее дыхании.
– Пережидаешь? Как тебя понимать?
У нее заплетался язык. Она была пьяна в стельку.
– Я слышал. Хочешь, детка, смотаемся вместе? У меня машина. Я знаю надежное местечко за городом.
Она соскользнула на пол.
– Господи! Я пьяная! – В ее голосе звучал вопль отчаяния. – Я хочу умереть!
«Но не здесь», – подумал я. Грохот выстрела навлек бы на меня опасность. Надо выманить ее в безлюдное место, а уж там пристрелить.
– Пошли, детка, – сказал я и, ухватив ее за – руку, поднял на ноги. – Двинули.
Она всматривалась в меня.
– Ты кто? Я тебя не вижу. Кто ты такой, черт подери?
– Давай-давай... пошли.
Я вывел ее на пустынную улицу. Она шла спотыкаясь, и мне приходилось поддерживать ее. Под уличным фонарем она отстранилась от меня, и мы взглянули друг на друга. Я едва узнал ее. Она сильно постарела, а в рыжих волосах появилась седина. Ее глаза мерцали, будто в них горели лампочки. У нее был истощенный вид. Пошатываясь, она всматривалась в меня.
