Книга Шопенгауэр как лекарство, страница 70. Автор книги Ирвин Д. Ялом

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Шопенгауэр как лекарство»

Cтраница 70

А как ты справляешься со своей болезнью? — спросил он себя. Я досыта нахлебался паники, от которой, слава богу, начинаю потихоньку избавляться, хотя каждую ночь просыпаюсь от ужаса — ужаса, который сковывает меня, который не поддается никаким уговорам — ничему, кроме валиума, полоски зари и горячей ванны.

Изменился ли я, стал ли мудрее? Наступило ли мое золотое времечко? Наверное, я стал ближе к самому себе — может быть, в этом и есть моя главная перемена. И еще, я знаю,что как психотерапевт я стал лучше — мой слух стал острее. Да, я определенно изменился. Разве раньше я когда-нибудь позволил бы себе заявить, что влюблен в свою группу. Мне бы и в голову не пришло заговаривать о чем-то личном — о смерти Мириам, о своих похождениях. А как упрямо я хотел сегодня об этом рассказать. Джулиус удивленно встряхнул головой — вот уж действительно чудеса, подумал он. Похоже, у меня появилась склонность идти против течения, против собственных правил, против самого себя.

Они даже нехотелислушать меня. Как они воспротивились. Они не хотели знать про мои недостатки, про мои темные пятна. Но, когда я через это прошел, открылись любопытные вещи. Чего стоит один только Тони. Он вел себя как заправский психотерапевт — спросил, доволен ли я реакцией группы, пытался меня успокоить, спрашивал, «почему именно сейчас», — поразительно. У меня даже мелькнула мысль, что он мог бы вести группы, когда меня не станет. Да, это был бы номер. Психотерапевт-двоечник с бывшей судимостью. А остальные — Гилл, Стюарт, Пэм, — как они работали, как защищали меня, как следили, чтобы мы не уходили в сторону. Юнг как-то заметил, что только больной врач может лечить по-настоящему, — конечно, он имел в виду другое, но, кто знает, может быть, ради того чтобы научить пациентов работать над собой, психотерапевтам стоит иногда обнажать свои раны?

Джулиус не спеша побрел по коридору в кабинет, продолжая размышлять о встрече. А Гилл? Как он показал себя сегодня. Назвать Пэм «генеральным прокурором». Да, это удар. И удар в точку. Нужно будет помочь Пэм с этим справиться. Да, Гилл оказался прозорливее его самого. Сколько времени Пэм была его любимицей, и он даже не заметил в ней этой трещинки. Может быть, поэтому я не смог помочь ей справиться с мыслями о Джоне?

Джулиус включил компьютер и открыл файл «Сюжеты для рассказов». Здесь хранилась несбывшаяся мечта всей его жизни: Джулиус мечтал стать писателем. Он, конечно, печатался в своей области — на его счету была пара книг и добрая сотня статей в разных психиатрических изданиях — но ему всегда хотелось писать настоящие книги. Вот уже много лет он собирал сюжеты для будущих рассказов — черпая их то из собственной практики, то из воображения. Он даже начал некоторые из них, но так и не нашел ни сил ни времени довести до конца.

Пробежавшись по столбцу названий, он остановился на строчке «Столкновение с жертвой» и перечитал два наброска. Первое столкновение противоборствующих сторон происходило на фешенебельном лайнере, курсирующем вдоль берегов Турции. Герой-психиатр входит в казино и в густых клубах дыма замечает своего бывшего пациента, который когда-то выманил у него семьдесят пять тысяч долларов. Во втором сюжете действовала женщина-адвокат: ее подзащитный обвиняется в изнасиловании, и при первом разговоре с ним в тюремной камере она начинает догадываться, что именно он изнасиловал ее десять лет назад.

Джулиус подумал и внес новую запись: «На занятии групповой психотерапии женщина встречает человека, который много лет назад был ее преподавателем, соблазнил ее и бросил». Отличная идея. Неплохая затравка для рассказа, подумал Джулиус, прекрасно зная, что никогда его не напишет. Во-первых, есть помехи этического порядка: нужно получить соответствующее разрешение от Пэм и Филипа. К тому же требовалось ждать десять лет, которых у него, увы, не было. Но и для терапии это неплохая затравка, подумал он. Он знал, что встреча Пэм с Филипом могла дать отличный результат — если, конечно, ему удастся удержать обоих в группе и найти силы, чтобы переворошить прошлое.

Джулиус вынул листок Филипа и принялся читать, однако, сколько ни старался, так и не понял, какое отношение могла иметь к нему эта притча про моряков и море. В конце концов, он только недоуменно пожал плечами: и Филип говорит, что это должно принести ему утешение? Какое, хотел бы он знать.

Глава 31. Как Артур жил

Даже если нет особых причин для беспокойства, у меня всегда возникает какая-то тревога, которая заставляет меня озираться, ища несуществующей опасности. Это до бесконечности раздувает во мне малейшее раздражение и делает мое общение с людьми еще несноснее .


После получения докторской степени Артур некоторое время пробудет в Берлине, недолго в Дрездене, Мюнхене и Мангейме, а потом, спасаясь от эпидемии холеры, уедет во Франкфурт, где безвыездно и проживет последние тридцать лет своей жизни, редко отлучаясь из дома дольше чем на день. Он нигде не будет работать, никогда не заведет ни собственного дома, ни домашнего очага, ни жены, ни семьи, ни близких друзей, не будет ни с кем общаться, не найдет себе приятелей, станет сторониться общества — одним словом, прослывет местным чудаком, объектом досужих насмешек. До самой старости он не получит ни признания, ни поклонников и не выручит за свои труды ни гроша. Его скромная корреспонденция будет почти целиком состоять из деловых писем.

И все же мы можем узнать о нем больше, чем о многих других философах: дело в том, что Шопенгауэр удивительно откровенен в своих работах. Уже в предисловии к «Миру как воле и представлении», главному труду своей жизни, он поражает читателя необычной' для философского трактата живостью и непосредственностью языка. Четкий и ясный стиль его рассуждений явно рассчитан на то, чтобы вести прямой диалог с читателем. В первых строках предисловия он наставляет читателя, как следует читать его книгу, настоятельно рекомендуя ему прочесть ее дважды — проявив при этом необходимое терпение и выдержку. Далее он рекомендует перед чтением ознакомиться с его предыдущим сочинением «О четверояком корне закона достаточного основания», которое служит своего рода предисловием к данной книге, и обещает читателю, что тот впоследствии будет ему за это благодарен. Затем он убеждает читателя, что тот получит еще большую пользу, если предварительно ознакомится с работами великого Канта и божественного Платона. Однако, добавляет Шопенгауэр, он обнаружил у Канта серьезные ошибки, которые и обсуждает в приложении к своей книге (оно также, по мнению автора, должно быть прочитано прежде). Кроме того, он высказывает замечание, что те из читателей, которые имели уже возможность ознакомиться с Упанишадами, будут наилучшим образом подготовлены к пониманию его книги. И, наконец, в заключение он замечает (и весьма обоснованно), что читатель, возможно, придет в негодование и почувствует нетерпение от столь дерзких просьб автора, нескромно посягающего на его бесценное время. Не странно ли после всего этого, что человек, столь откровенно и непринужденно беседующий с читателем, был так холоден и неприветлив в жизни?

Вдобавок к главной книге, многое можно почерпнуть в его автобиографических записках, которые он назовет «Ειζεαυτου» (в переводе с греческого «О самом себе»). История этой рукописи до сих пор покрыта тайной, и о ней известно лишь следующее.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация