– На что мне этот костлявый цыплёнок, когда рядом со мной такая женщина? – с чувством ответил Вадим.
В ту ночь я захлопнула окно и сердце, мысленно поклявшись себе никогда больше не впускать в него мужчин.
– Но, увы, гнедой мой стар,
Да и я не молод.
И в груди былой пожар
Заменил мне холод.
Интересно, насколько этот «старик» старше меня? На год? На три?
– Но, когда поёт струна,
Вместе с ней тоскую.
Не могу не вспоминать
Юность гулевую.
Песня закончилась, и на сцену снова выбежали гибкие смуглянки.
– Ну-с, Виталион, извольте попробовать синенького, – предложил Павел Сергеевич.
– Отчего же не попробовать, – кивнула я. Сделав небольшой глоток с видом знатока, я прикрыла глаза, пытаясь справиться с накатившими воспоминаниями.
Вино и в самом деле оказалось неплохим, с лёгким фруктовым ароматом и тонким послевкусием. Открыв глаза, я сделала ещё глоток и, любуясь непривычной голубизной, спросила:
– Неплохое вино. Отчего же о нём не слышали в столице?
– Слышать-то, может, и слышали, – ответил Павел Алексеевич, – а пробовать навряд ли приходилось. Секрет лазуритовки знают только томалэ. Их девушки собирают ягоды, а мужчины делают вино. Делают для себя, и только здесь, в ресторане «У томалэ» можно угоститься этим удивительным напитком.
Да, подумала я, сделав ещё глоток. Похоже, напиток и в самом деле удивительный, коварный, из тех, что пьются легко, а опьяняют незаметно.
– А что же вы его не пьёте, Павел Алексеевич? – спросила я, заметив, бокал, наполненный до краёв красным вином. Мысль о том, что «добрый дядюшка» хочет напоить «мальчишку», скорее позабавила, чем рассердила меня. Я давно уже не была наивной девушкой и твёрдо знала, что в жизни всегда есть место подлости.
– Это для Вас, Виталион, синенькое в новинку, – ответил тот, не моргнув и глазом. – А мне, старику, больше рдеющее рденское по душе. Вот где терпкость, да букет, да крепость.
– Какой же вы старик, – улыбнулась я. – Вон господин Великий Инуктор куда старше будет, а за ним молодые с трудом поспевают.
При упоминании Великого Инуктора Павел Алексеевич смутился.
– А вы, Виталион, знакомы с Великим Инуктором? – спросил он почти непринуждённо. Инукторов побаиваются все, но особенно те, у кого «рыльце в пушку». Сдаётся мне, что господин Игнатьин относится к последней категории. Надо будет приглядеться повнимательнее. Но не стоит его слишком запугивать.
– Издалека видел. Он иногда бывает у княгини, – ответила я небрежно после некоторой заминки, не покривив при этом душой. Он и вправду бывает в гостях у свекровушки. А о том, что я бываю в кабинете сиятельного дядюшки Андрея, господину Игнатьину знать пока незачем.
– А я уж подумал, – сказал, расслабившись, Павел Алексеевич, – что вы, Виталион, с ним близко знакомы.
– Вы меня переоцениваете, Павел Алексеевич, – усмехнулась я, – хотя иногда лучше переоценить человека, чем недооценить.
Вот, например, мысленно продолжила я, сейчас меня вы явно недооцениваете. А я себя, пожалуй, переоценила. Мой самоконтроль стремительно сдавал позиции под действием вина, воспоминаний и весёлой музыки томалэ.
Павел Алексеевич вымученно улыбнулся, но, прежде чем он успел что-то сказать, я встала из-за стола.
– Прошу прощения, Павел Алексеевич, но я должен вас покинуть. Мне пора.
– Помилуйте, Виталион, – возопил тот, – время ещё совершенно детское.
– Дети не могут оценивать последствия своих поступков, – глубокомысленно ответила я. – Потому им нужны наставники и опекуны, – на последнем слове я сделала ударение, напоминая Павлу Алексеевичу о его собственных опекунских обязанностях. – Взрослые же люди в состоянии сами сопоставлять свои действия и их последствия, и я, как человек взрослый, полагаю, что сейчас мне самое время ехать домой. Честь имею.
Я поклонилась, и уверенной походкой направилась к выходу.
Последствия моих действий, начни я сейчас танцевать, могли бы оказаться весьма чреватыми для всех присутствующих.
Я прошла уже почти через весь зал, когда внимание моё привлёк пьяный возглас:
– Роза, цветочек мой! Нет, куда без поцелуя…
Я обернулась и увидела корнета, заступившего путь черноволосой красотке. Медведистостью фигуры он напомнил мне Степана Ветрова, бывшего адъютанта моего мужа.
Однажды майской ночью мне не спалось. Я потихоньку выбралась из спальни и спустилась вниз. Сад был залит лунным светом, и во мне зазвучала, сливаясь с соловьиными трелями, лунная музыка. Позволив мелодии подхватить меня, я выбежала на лужайку и закружилась в танце. Со стороны танец мог показаться странным, как могут показаться странными движения пальцев гитариста, играющего на невидимых струнах, тому, кто никогда не видел гитары. Но я танцевала не для зрителей, а для себя. Я плыла и парила, я была вихрем в пустыне и волной в океане, я смеялась от переполнявшего меня восторга и любила эту ночь до последней росинки на лепестке цветущей вишни, до самой крошечной звёздочки в небе… И почти налетела на Степана, возникшего передо мной совершенно неожиданно. Подсматривал ли адъютант за мной специально или стал невольным зрителем, но танец заворожил его.
– Натали, – охрипшим голосом произнёс он. – Чаровница! Не спится со старым мужем?
Степан протянул ко мне руки и на мгновение меня захлестнул страх. Лишь на мгновение, потому что я змеёй ускользнула от его объятий.
– Хочешь поиграть со мной? – сказал Степан, и раздосадованный, и разгорячённый моей неуловимостью.
Он сделал ещё шаг ко мне, и я увидела, как лихорадочно блестят его глаза.
– Будь ты моей, – бормотал Степан, – тебе не пришлось бы бродить в саду одной. Я любил бы тебя все ночи напролёт.
Ветров сделал шаг, ещё и ещё… Я каждый раз уворачивалась, благо для выпускницы Аспидника это не составляло большого труда. Это было похоже на танец, и я превратила это в танец, окутывая Степана ночной дремотой, остужая его пыл ночной прохладой… И вдруг молодой человек замер. Замер, уставившись на Луночку, мою несравненную красавицу, неожиданно появившуюся на лужайке. Обычно мне приходилось звать, иногда лунная кобылица откликалась не сразу. А в ту ночь она явилась сама.
Ошеломлённый Степан мгновение стоял неподвижно, а потом сделал к Луночке шаг, другой… Воспользовавшись тем, что он отвлёкся, я покинула лужайку и вернулась домой так же тихо, как и выходила. Мне совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь знал о моих ночных прогулках. Достаточно было одного Степана, попавшегося в тенёта танца.
Неожиданно всплывшие воспоминания заставили меня обернуться к корнету, преградившему путь танцовщице.
– Пропустите меня, Фин, – капризно потребовала девушка.
